Фредди Ромм - Эхо далекой войны Страница 9

Боже мой, что это? Пятеро здоровенных парней бьют одного! Повалили на землю и дубасят ногами!

– Прекратить немедленно!

Я запускаю было руку в сумку, чтобы вынуть свой любимый травматический пистолет, но спохватываюсь – оставила его сегодня дома, идиотка. Значит, придётся так…

Я кидаюсь в гущу свалки и первым делом награждаю ближайшего из героев ударом локтя в позвоночник. Он охает, я подсекаю и отшвыриваю мерзавца в ближайшую лужу. Теперь следующий…

Они уже заметили меня, поняли, что я не с ними, спохватились, обернулись – ну что, сразимся? Они злые, им не до джентльменства, у одного кастет, да только сумей ударить…

Прежде чем кто-либо нападает на меня, Витя кидается на них слева. Дерётся неумело, но нас уже двое против четверых. И парень, которого избивали, поднимается с земли – его крепко помяли, разбили губу, под левым глазом фонарь, но он держится и хочет посчитаться.

– Ладно, уходим! – зло бросает один из наших противников, и отважная четвёрка, утаскивая пятого, уматывает туда, откуда только что пришли мы с Витей.

– Что, герои, семеро одного не боитесь? – насмешливо бросаю им вслед. Они меня разозлили, ненавижу, когда много против одного, и непрочь подраться, хотя сюда мы с Витей приехали не для этого. Однако герои кулака и кастета уходят не оглядываясь, двое из них держат на плечах того, которому я дала больно. Только теперь обращаю внимание, что все они лысые. Бритоголовые, что ли? Свела меня однажды судьба с такими…

– Митя, что случилось? – тревожно спрашивает Витя спасённого нами парня. Тот вытирает кровь с лица:

– Это нацисты… Выследили меня.

Да, я уже поняла, что это нацисты. А кем приходится этот Митя моему Вите?

– Надя, познакомься! – обращается Витя ко мне. – Это – Дима, мой брат!

К этому времени Жаклин уже вполне освоилась в квартире, которую поручил её заботам господин Лео Гросфогель, большую часть времени проводивший в Бельгии, а в Париже появлявшийся неожиданными наездами, о которых он, впрочем, обычно старался предупреждать служанку-экономку по телефону. Она научилась пользоваться телефоном и печатать на машинке – не очень быстро, зато почти без ошибок. Совсем неплохо овладела итальянским и взялась за самоучитель немецкого. В квартире было всегда чисто и опрятно, горячий обед или ужин на плите. Хозяин был доволен, они с Жаклин обращались друг к другу по имени, и жалованье девушки составляло теперь пятнадцать франков в день. Совсем неплохое подспорье для семьи: хотя мать уже выздоровела, с прежнего места работы её уволили, и она перебивалась случайными заработками.

Однако новости не радовали. Ещё недавно Жаклин считала, что политика не для неё, однако последние события всё более приводили к ощущению, что это не так. Соглашение в Мюнхене оказалось недолговечным, «мир на вечные времена» продлился менее полугода, Германия захватила не только Судеты, но и остатки Чехословакии, и те же люди, которые совсем недавно с пеной у рта проклинали Даладье за намерение развязать новую войну, теперь гневно ругали его же за капитуляцию перед Гитлером, сдачу ему сердцевины Европы. И всё же пока можно было заниматься своими делами, чутко прислушиваясь, однако, к новостям, которые приносит радио.

Зазвонил телефон.

– Алло, слушаю!

– Здравствуй, Жаклин! – голос Гросфогеля был озабоченным. – Всё в порядке?

– Да, Лео, в порядке. – Ответ девушки прозвучал не вполне уверенно, так как десять минут назад радио сообщило об арестах евреев в Праге, и это не радовало.

– Жаклин, у нас сегодня гость.

– Да, Лео, я сделаю обед на троих.

– Молодчина. И вот ещё что: подумай, кого из своих хороших друзей ты сможешь порекомендовать для важной, ответственной работы.

– Они должны уметь печатать на машинке и знать иностранные языки? – догадалась девушка.

– Хорошо бы, особенно владение немецким, а ещё будет полезно, если у кого-то из них водительские права, но не это главное. Нужно, чтобы ты могла им доверять, как себе самой.

– Да, Лео, я подумаю.

Гросфогель повесил трубку, и Жаклин направилась на кухню. Когда обед был уже готов, девушка услышала, как открывается входная дверь, и бросилась в прихожую.

– Добрый день, Лео!

– Здравствуй, Жаклин! Познакомься: это мой друг Адам. Он будет время от времени ночевать здесь и давать тебе небольшие поручения. Рассматривай их как мои собственные.

– Да, Лео.

Друг Гросфогеля оказался невысоким подвижным человеком с живым лицом и быстрым взглядом. Он улыбнулся девушке, но ей показалось, что Адам невесел. Лео прошёл в гостиную, бросил вокруг придирчивый взгляд, одобрительно кивнул и улыбнулся:

– Ну, дружище, принимай квартиру!

Глаза Жаклин широко раскрылись: это что же – Адам будет жить здесь постоянно? А кто будет платить ей жалованье – он или Лео? Словно прочитав её мысли, Адам успокоительно улыбнулся:

– Не волнуйтесь, Жаклин, я буду появляться здесь не так часто, и поручения мои не слишком обременительны. Всё же желательно, чтобы вы нашли себе помощников, как уже говорил Лео. Скоро для них появится немало работы.

– С завтрашнего дня ты получаешь двадцать франков в день! – громко добавил Лео, и беспокойство девушки сменилось бурной радостью. Она решилась:

– Лео, а можно, я поговорю с мамой? Она немного владеет немецким и итальянским, а на машинке печатать научится.

– Замечательно! – в один голос воскликнули оба друга, а Лео добавил:

– Начальное жалованье ей будет десять франков в день, но, как ты понимаешь, если всё окажется хорошо, прибавка не задержится.

Ужасно неудобно, что я невольно втравил Надю в наши разборки с нацистами. Митя состоит в Антифа, я тоже им сочувствую, но не настолько, чтобы вынуждать девушку, которую люблю, драться с подонками. Видимо, они выследили Митю и устроили засаду у нашего подъезда. А дальше…

– Очень приятно, Надя, – говорит мой брат и пытается улыбнуться, только это у него плохо получается, из-за разбитой губы. Моя любимая девушка смотрит на него жалобно:

– Пойдёмте в квартиру скорее!

Я вдруг чувствую, как внутри поскрёбывают коварные искорки. Ревность? Как глупо, ведь Надя спасла моего брата. И в любом случае – нам через несколько часов ехать в Париж. Мы поднимаемся на два этажа и входим в нашу квартиру. Мама встречает нас в коридоре и громко ахает:

– Димочка, милый, что с тобой?

Я вопросительно смотрю на Митю – хочет ли он уточнять подробности? Не говорить же, что с лестницы свалился.

– На него напали нацисты, – негромко, но отчётливо произносит Надя. Мама ахает, как будто стонет, и опускается на ближайший стул. Я бросаюсь в кухню за валидолом. М-да, моя непродолжительная ревность мигом улетучивается: мы с братом тщательно скрывали от мамы и его участие в Антифа, и проблемы с нацистами, а Надя моментально всё раскрыла. И не скажу, что она поступила дурно, у неё на это полное право – ведь она только что сама дралась с этой нечистью. Только Митя за такое не поблагодарит.

– Мама, это Надя, моя невеста, – сообщаю я, возвращаясь с валидолом, и тут же становится ясно, что сейчас будут обсуждаться вовсе не мои дела сердечные. Мама бледна, она судорожно берёт валидол и кладёт в рот. Наступает тягостная пауза.

– Почему ты мне об этом не рассказывал? – мама смотрит осуждающе на Митю.

– Не хотел волновать тебя, – вздыхает брат. – Надя, зря вы это сказали.

– Что – зря? – недовольно возражает Надя. – Если ты любишь свою маму, береги её другими способами. Ну, сказал бы ты сейчас, что споткнулся и упал. Это что – решило бы проблему? А если завтра эти ублюдки подожгут вашу квартиру?

– Не подожгут, – неуверенно бормочет брат. Надя недовольно качает головой.

– А что можно сделать? – задаю я риторический вопрос.

– Обратиться к профессионалу, – поясняет Надя и вынимает мобильный телефон. – Здравствуй, Олег. Можешь сейчас приехать сюда? – и она называет наш адрес. Я с изумлением смотрю на неё и вдруг понимаю, что она совершенно права. Да, конечно, милиция!

– Зря вы это, Надя, – бормочет Митя. – Они скажут, что мы напали на них.

Прежде чем я успеваю как-то прокомментировать его мнение, Надя внезапно начинает смеяться, но затем успокаивается и становится серьёзной.

– Дурачок ты, Митя… Извини. Не имеет значения, что они скажут. Если этим займутся мои друзья, у нацистов появится такая проблема, что они в твою сторону смотреть не решатся. Из Москвы сбегут. С повинной в милицию явятся. Поверь, я знаю, о чём говорю, такое уже было не раз. Главное – не бояться правды.

Как она хорошо сказала: не бояться правды. Да, конечно, но как?..

Мама с надеждой смотрит на девушку, которую я люблю.

– Надя… Ваши друзья действительно помогут?

– Обязательно! – твёрдо произносит лучшая в мире девушка, и мне становится ясно, что так и будет. В дверь звонят, и мы втроём – мама, я и брат – тревожно оглядываемся.