Наина Куманяева - Мир был на пороге конца Страница 9

Его толстый палец указывал на стежок.

Но я не смотрела на нитки, мои глаза были прикованы к темному расплывшемуся пятну, впитавшемуся в ткань. И я знала происхождение этого пятна. То была кровь.

Сильным броском вперед незнакомец продвинул свое туловище сквозь кустарник и вырос передо мной во весь свой рост.

Он прихрамывал, и, когда он вышел на дорожку, я заметила, что одна его нога была в бесформенном уродливом ботинке.

Глава седьмая

«До свидания!»

Если бы не внезапное появление Фриды, то мне кажется, мое лицо выдало бы меня. Я окаменела от ужаса. Так значит моего ночного посетителя снова захватили в плен или, быть может, его больше не было в живых? И теперь по его свежему следу охотился этот «колченогий», о котором меня предупреждал майор.

Я не могла забыть странное выражение, которое приобрели глаза Дроботова при упоминании об этом человеке. Я думала о запыленной машине, о мертвецки усталом шофере, – хромой не терял даром времени. Воспоминание о предупреждении, сделанном мне майором, подействовало на меня, как холодный душ: «того, на кого падет подозрение, что он мне содействовал в бегстве, ожидают самые большие неприятности…» И я почувствовала, что уверенность в своей безопасности рушится во мне, как карточный домик.

Появление Фриды выручило меня и дало мне на некоторое время отсрочку. Я не слышала ее приближения и внезапно увидела перед собой ее крупное тело в синем с белым платье. Она споткнулась и упала передо мной, – Фрида, краснощекая здоровая деревенская девушка, была весьма неуклюжа и двигалась словно слон, пробивающийся сквозь джунгли. Я помогла ей подняться на ноги.

– Ах, я так бежала, – воскликнула она, приложив руку к груди, – герр советник сегодня такой нервный. Он ожидает господина в кабинете… – И она поперхнулась.

Я помогла ей отряхнуть платье, чувствуя, что под огнем этих проницательных глаз важнее всего было выиграть время.

– Скажите герру советнику, что я скоро приду, – проворчал незнакомец. – И убирайтесь!

Девушка уставилась на него.

– Но господин советник приказал мне отыскать вас и провести в кабинет…

– Герру советнику придется подождать, пока я приду к нему, – с достоинством сказал он. И повелительно взмахнув тростью, добавил:

– Делайте то, что я вам приказываю, дитя мое.

Его слова напугали горничную и, вытаращив глаза, она пролепетала:

– Но…

– Прочь отсюда!

Эти слова прозвучали резко, словно они были брошены собаке, и в то же мгновение хромой сделал шаг вперед и грозно взмахнул тростью. Бедняжка не стала выжидать, что последует за этим и поспешила убежать.

Тем временем я успела овладеть собой. Теперь я поняла, какая мне угрожала опасность, и была настороже.

Я стояла перед незнакомцем и смело смотрела ему в лицо. Он держал передо мною воротник, но я не обращала внимания на кусочек ткани.

– Доктор Кауфманн не привык к тому, чтобы его не слушались в стенах его дома, – сказала я.

Хромой нахмурился и взглянул на меня.

– В таком случае ему придется привыкнуть к этому. Как и еще ряду самоуверенных особ, проживающих в этом городе.

И, произнося эти слова, он исподлобья бросил на меня испытующий взгляд. То была явная угроза, и мне было неприятно это слышать. Как-никак, я была иностранной подданной и гостьей видного должностного лица в Визенхольме. А кто был этот человек, вздумавший угрожать мне? Его поведение свидетельствовало о его большом влиянии и силе, но все это странно не вязалось с его скромной одеждой, – он одевался так, как одеваются мелкие прусские чиновники.

– Быть может, вам неизвестно, что советник фон Кауфманн является высшим судейским авторитетом этого округа? – спросила я.

Он отвесил мне насмешливый поклон:

– И тем не менее… Так значит, вы не узнаете этого воротника? – сказал он, задумчиво комкая воротник.

– Нет, – ответила я. – Вы, кажется, сказали, что он не германского происхождения?

– Вы ведь видели стежок…

– Я вовсе не знала, что в Визенхольме есть кто-нибудь из иностранцев, – заметила я, – во всяком случае я никого не встречала… Кроме самой себя.

– И тем не менее здесь находился один иностранец, – сказал он, пряча воротник в карман. – Он содержался в замке…

– Но мне казалось, что в замке содержатся только германские офицеры?

– Как общее правило, это действительно так. Это был опасный преступник, убийца, человек, который не останавливается ни перед чем. Он был арестован германскими властями по требованию русского правительства и содержался здесь впредь до…

Говоря это, он не сводил глаз с моего лица. Ни на одно мгновение я не поверила его словам. Мой храбрый майор не мог быть убийцей, в этом я была убеждена. И, чувствуя западню перед собой, я снова стала нервничать.

– Вы ведь знали, что один из заключенных бежал? – добавил он.

Я быстро обдумала положение. Если этот человек действительно был в курсе событий и производил расследование вчерашнего происшествия, то ему должно было быть известно, что я рассказала майору Гагенбеку и фон Кауфманну. Поэтому я призналась, что мне действительно известно о том, что одному из заключенных удалось бежать.

– Разве этот майор, как его звали, Гагенбек, не сказал вам, что бежавший заключенный был русским?

Лишь мельчайшую долю секунды колебалась я. Я не боялась сказать ему правду, но инстинкт подсказал мне, что в этом вопросе кроется западня.

– Нет, – решительно заявила я.

– Так, – задумчиво сказал хромой, – так значит, вы только от меня узнали о том, что бежал ваш соотечественник?

– Да. Именно от вас.

И он, улыбаясь, снова обнажил зубы:

– Как флегматичны эти русские, – воскликнул он медовым голосом. – Какое безразличие! Какое самообладание! Вас, прелестную молодую девушку, будит отчаянный шум, выстрел из пушки и суматоха, и вы узнаете о том, что бежал пленник. Как все это драматично! Можно ли себе представить нечто более волнующее? Неужели это вас не волнует?

Я чувствовала себя в это мгновение жалкой, беспомощной крысой, которую преследует пес. Не обдумывая своего ответа, я решительно заявила, что действительно все это очень взволновало меня.

– И все же, – заметил он, – вы остались совершенно спокойной. Это делает честь вашему воспитанию. Я уверен, что всякий другой на вашем месте, узнав о романтическом побеге из замка и о том, что беглец – ваш соплеменник, тут же засыпал бы вопросами, заволновался бы…

Руки мои горели, я совершила большую ошибку. Разумеется, мне следовало притвориться, что новость изумила меня, но в присутствии этого человека я растерялась и не могла обдумать своего поведения.

– В конце концов, если он находился здесь и знал, что всего лишь в нескольких шагах от него находится его землячка, он мог разыскать и попросить вас помочь ему…

– Как хорошо, что он этого не сделал, – поспешила я воскликнуть, – я бы перепугалась насмерть! Ведь вы сказали, что это был убийца?

– Да. Очень опасный преступник.

– И ему удалось бежать? Я хочу сказать, что ему удалось скрыться от преследователей? Или его поймали?

Лицо незнакомца омрачилось. И снова он пристально взглянул на меня.

– Об этом вам следовало бы спросить своего приятеля майора… майора… – и, щелкнув пальцами, он добавил, – этого идиота коменданта.

Я рассмеялась, несмотря на то, что мне вовсе не было весело.

– Но майор ничего не захотел сказать мне. К тому же он уех…

Великан глубоко вздохнул и глаза его загорелись.

– Да, – проворчал он, и он может быть счастлив, что так легко отделался. Если бы на то была моя воля, я бы упрятал его в самый глубокий каземат в Шпандау и заставил бы его там сгнить заживо. Какой смысл разрабатывать планы, неуклонно идти к цели, не считаясь с могущественным врагом, чтобы в один момент все было спутано каким-то болваном-майором. При одной мысли об этом можно сойти с ума! – воскликнул он, потрясая кулаком.

И, вытащив из кармана огромный цветной носовой платок, он шумно высморкался. По-видимому, эта процедура его несколько успокоила, потому что он протянул руку, и если бы я не поспешила уклониться, то он схватил бы меня за руку.

– Жизнь нелегка, – заметил он смягчившись. – На долю старого калеки выпадает гораздо больше неприятностей, чем радостей. Но у вас я мог бы поучиться. Право, я завидую вашему самообладанию. Это – незаменимое свойство. – Он умолк и снова испытующе поглядел на меня. – Самообладание – великая вещь. Или как говорят янки: «Жизнь хороша, пока чувствуешь свою силу». Пока не чувствуешь слабости. Позвольте пожелать вам приятно провести вечер!

И он отвесил поклон.

– Прощайте!.. – пролепетала я.

– До свидания! – ответил он.

И, надев котелок, он, тяжело волоча за собой свою хромую ногу, направился к дому.

Я осталась в залитом солнцем саду и, взяв свою корзину, обратилась снова к своим цветам. Я поняла, что все еще ничего не знаю о судьбе майора Дроботова, и размышляла над тем, не скомпрометировала ли я себя в глазах незнакомца и не таилось ли в его последних словах замаскированной угрозы. Этот таинственный калека внушал мне страх, и я решила вопреки его многозначительному «до свидания» постараться больше не встречаться с ним.