Елена Арсеньева - Мода на умных жен Страница 9

– А вы где находились, позвольте полюбопытствовать?

– «Узнают коней ретивых по каким-то там таврам…» А по каким, кстати?

– «По их выжженным таврам».

– Вот именно. Коней – по таврам, а детективщиков – по вопросам! Но давайте все по порядку. Короче, пошла Лариса в подвал, набрала картошки, а выходя, поскользнулась на одной из них, давно, видимо, из ящика выпавшей и подгнившей, расквашенной, упала – и затылком об угол ящика. Ящик был очень тяжелый, не просто дощечки сбитые, а на совесть сколоченный старый сундук, окованный железом. Когда мы в этот дом переехали, он нам от прежних жильцов остался. Сдвинуть его с места было никак нельзя, вот мы и стали использовать его для картошки. Ну, короче, она упала затылком на его угол… Так я ее и нашел.

– Вы нашли?

– Ну да. Пришел домой – никого. Ужина нет, вообще конь не валялся… Не похоже на жену, она была очень хорошая хозяйка. Каковы бы ни были наши отношения, никогда не отменялось святое правило: встречать меня за накрытым столом, причем все всегда по высшему разряду – вилки-ножи для каждого-всякого блюда, салфетки… Я удивился и забеспокоился. Тут Галя, дочка, позвонила. «Позови маму», – говорит. Я – так, мол, и так, мамы нету и вообще… А я еще когда вешал куртку в шкаф, мимоходом обратил внимание, что плащ Ларисин – вот он висит, туфельки ее любимые стоят, а нету растоптанных кроссовок, хозяйственных, так сказать, и старой куртки. То есть я это заметил, но мельком, говорю, у меня голова была тогда занята всякими проблемами, я свой бизнес продавал и в хлопотах света белого не видел. «Как это мамы нет, – говорит Галя, – она еще час назад ушла в подвал, за картошкой. Мы с ней вместе выходили, я в институт шла, у нас сегодня занятия с трех часов. Может, – говорит, – она ключ от квартиры забыла или потеряла и сидит теперь у какой-нибудь соседки? Но тогда почему не позвонила тебе или мне на мобильный?» – «Откуда я знаю, – говорю, – почему она не позвонила? Ладно, – говорю, – схожу я в подвал и посмотрю, что там и как. Может, дверь изнутри захлопнулась или еще что…» Но это я говорил скорее для того, чтобы Галю успокоить. Она в тот несчастный подвал никогда не ходила и знать не знала, какие там замки. А я знал: нечему там было захлопываться, надо было замок навешивать, чтобы дверь запереть. Я уже словно чувствовал, что увижу, что найду…

– А вас не…

– Ну, продолжайте.

– Нет, извините, это дурацкий, бестактный вопрос.

– Да, конечно, но я все прошел.

– Что?

– Я просто отвечаю на ваш дурацкий и бестактный вопрос. Вы ведь хотели спросить, не подозревали ли меня в убийстве Ларисы? Да, я прошел этим тернистым путем… Когда я вызвал к Ларисе «Скорую», они вызвали милицию, а те первым делом повязали вашего покорного слугу и под белы рученьки поволокли в узилище… Лариса умерла, как сочли эксперты, за час до моего появления, однако от меня требовали удостоверить свое алиби на то время. А я не мог этого сделать!

– Почему? Алиби не имелось?

– Имелось оно, но человек, который его мог засвидетельствовать… Дело в том, что я находился… у любовницы.

– У Юли, да?

– Нет, в то время я встречался с другой женщиной. Она была замужем, и я не мог назвать ее имя. Причем не только потому, что не хотелось подставлять ее, ломать ее жизнь. Если бы я признался в том, что был с любовницей, я бы самого себя подставил совершенно определенно, без всяких сомнений. И без того некоторые соседи сочли долгом сообщить, что жили мы с женой, мягко говоря, не дружно. Одна наша соседка, старая стерва, лезла буквально во все дела, когда надо или не надо… А Лариса была женщина… эмоциональная, скажем так. Я-то не слишком люблю выяснять отношения…

– Я тоже.

– Ну вот, хоть в чем-то сходство между нами обнаружено, глядишь, наш брак будет-таки удачным! Словом, иногда у нас с женой случались довольно-таки громогласные скандалы, во время которых Лариса выливала на меня… ммм… ну очень большие ушаты помоев. Она вечно была чем-то недовольна: денег мало, фирма моя доходов не приносит… И тем не менее! Множество людей швыряют друг в друга сковородки, многие женщины считают мужей плохими, просто никакими добытчиками, но это не значит, что они рано или поздно убьют друг друга. Я вообще не пойму, почему тот следователь так упорно пытался разрабатывать версию убийства, ведь налицо были все приметы несчастного случая. И чего он ко мне прицепился? То есть если бы я подтвердил алиби, он, наверное, смирился бы, а так все копал, копал и копал. И вырыл бы мне могилу, точно. Он был парень вредный, въедливый, дотошный и с богатой фантазией. Я, кстати, знал одного человека, которого он чуть не посадил за убийство любовницы (тоже все выглядело не в пользу подозреваемого), но потом, надо отдать ему должное, сам же нашел доказательства его невиновности.

– А кто этот следователь? Не Бергер ли Александр Васильевич?

– Он самый, угадали… А вы знакомы с ним, что ли?

– Нет, просто та история была громкая, я читала о ней. Григорий Охотников, Римма Тихонова… Да, страшно эта Римма своего любовника подставила, очень умная, очень коварная была женщина. И очень несчастная, судя по всему…[2] Ну и как обошлось у вас с Бергером?

– Честно?

– Ну да.

– С помощью волосатой руки, так сказать. Как стало совсем невмоготу, я вспомнил: а ведь когда-то учился в одной школе с человеком, который носил в ту пору прозвище Муравьиный Лев, а теперь сделался Львом Ивановичем Муравьевым, начальником следственного отдела городского УВД…

– Бог ты мой! До чего же тесен мир!

– В каком смысле?

– Да в том, что со Львом Ивановичем кто только не учился вместе! Мои соседи по дому Сан Саныч и Татьяна Андреевы, например. Правда, они в другом подъезде живут, но роли не играет.

– О, Андреевы ваши соседи? Вы тоже на Ижорской живете? Потрясающе. Мир и правда тесен. Ну, Санька-Танька (мы их так называли когда-то) с Левой очень близкие друзья, они со школьных лет не разлучались, все это время поддерживали между собой отношения, почти как родственники стали. А я держался в стороне от прежних привязанностей. Мы никогда не встречались семьями, ни Левка моих дочь и жену не знал, ни я – его… И, если честно сказать, я не слишком-то верил, что Лева меня вспомнит. Нет, конечно, вспомнит, думал я, куда ж он денется, просто не слишком верил, что он захочет мне помогать. И, в общем, не могу сказать, что он все решил одним звонком. Просто пообещал разобраться – и разобрался. То есть я ему про алиби про свое сказал, и он меня по-мужски понял, почему я молчу, почему имя женщины скрываю…

– То есть Лев Иванович на Бергера надавил, я так понимаю?

– Да нет, просто окоротил его малость. Спросил, почему он вдруг прямо-таки методы Вышинского ко мне применяет, требует доказательств моей невиновности. А ведь теоретически ситуация при расследовании всегда должна трактоваться в пользу подозреваемого…