Барбара Майклз - Хозяин Чёрной башни Страница 9

Я улыбнулась ему, отказываясь схватить наживку, и через мгновение он скрылся за южным углом башни.

Вершина холма была не слишком велика – почти целиком ее занимала башня, окруженная мрачными уступами. Сразу под ногами лошади уступ обрывался в отвесный каменистый склон, кончавшийся далеко в мрачном ущелье. Холмы на западе были ниже тех, которые вставали сейчас перед нами, и за ними я могла разглядеть вересковые пустоши, уже покрытые легкой дымкой светлой зелени. Темная поверхность дороги, петляя, скрывалась из виду и, наконец, исчезала совсем, изгибаясь и уходя к югу – к Эдинбургу и к Лондону.

С усилием я отвела глаза от дороги, и отогнала мысли, которые она пробуждала, и посмотрела вниз, на расстилавшийся под нами склон. Разумеется, наш путь лежит не туда. По этому каменистому склону могли бы пройти разве что горные козы или стадо привычных овец. Об этом я и сообщила мистеру Гамильтону.

– Вы позабыли еще об одном животном, о человеке, – ответил он. – Видите внизу дымок? Дом принадлежит одному из моих арендаторов. Когда у него находится ко мне дело, он взбирается по круче прямо здесь. Посмотрите, вы даже можете разглядеть тропинку.

Да, там было что-то вроде тропинки; она пробиралась меж камней и искривленных сосен, которые изо всех сил цеплялись за эту горькую землю. Да, здесь можно было вскарабкаться. Но если бы карабкавшийся поскользнулся, он бы покатился вниз, сопровождаемый лавиной камней, и катился бы так, пока не достигнул бы дна долины.

– Я бы не решилась прогуляться но этой тропке, – признала я.

– Это не так трудно, я это проделывал. Но теперь оглянитесь вокруг.

Передо мной, словно карта, расстилалась равнина, с высоты выглядевшая такой чистой и мирной; едва различимые серые каменные домишки тонули в зелени; на горизонте возвышались прекрасные нагие холмы. Потом я посмотрела налево. Внизу лежал Блэктауэр.

Раньше я не осознавала его размеров и значительности. Центральная часть его, должно быть, была такой же древней, как и башня. Она была выстроена из того же потемневшего от времени камня, с двумя башенками, расположенными у старого входа. Правое и левое крыло возводились из более легкого камня; окна в них были шире, а стены – тоньше, чем в центральной части здания. По одну сторону к дому примыкали конюшни и дворовые строения. Даже в ярком весеннем свете дом не казался привлекательным жилищем.

Я повернулась к дому спиной и посмотрела в противоположном направлении. Мое внимание привлекла яркая вспышка, похожая на отражение солнца в какой-то полированной поверхности.

– Что это? – спросила я, указывая туда.

– Должно быть, это окна Гленгарри. Странно, как сильно бьет в них солнце. Это ближайшее к нам поместье. Оно всегда принадлежало Данбарам, но многие годы дом пустует.

Мистер Гамильтон привстал в стременах, глядя на далекое сияние. Когда он снова опустился в седло, я не смогла определить по выражению его лица, разглядел ли он там что-то или нет. Первое казалось маловероятным – слишком велико было расстояние.

Глава 4

После этого мы стали выезжать по нескольку раз в неделю; весну постепенно сменило лето. Это роскошное время года было в горах Шотландии прохладным и непродолжительным, однако обладало своеобразной суровой Красотой. Березы и рябины покрылись свежей зеленой листвой, а вереск зацвел лиловым. Когда погода была хорошей, в чистом воздухе окрестности были видны на много миль вокруг. Мистер Гамильтон показал мне отдельные пики и назвал их старинные кельтские имена – Бен-Макдьюи, Бен-Авон, Бен-на-Боурд. Как-то ясным утром он показал мне крошечную пирамидку далеко на западе, почти на горизонте, которая называлась Бен-Невис и была расположена более чем в тридцати милях.

В то утро, после того как мы вернулись с прогулки, я направилась в комнату мисс Гамильтон. Теперь я стала называть ее Аннабель, а она называла меня Дамарис, но мы были все еще далеки от близкой дружбы. В тот день надушенная духота комнаты после свежего воздуха холмов показалась мне нестерпимее, чем обычно. Я подошла к одному из окон и, толкнув, заставила его широко распахнуться.

Аннабель издала пронзительный визг:

– Немедленно закройте! Я не выношу холодного воздуха!

– На улице не так уж холодно, свежий воздух вам не повредит. Только посмотрите, какое солнце!

Я подошла к кровати и стала рядом, чтобы убедиться, что в комнате нет сквозняка. Кровать была превосходно защищена пологом, а девушка, сгорбившись, восседала там, подобно маленькому султану в шелковом шатре.

– День за днем дышать спертым воздухом – это очень вредно, – произнесла я. – Разве вы никогда не покидаете своей комнаты?

– Вы забыли, – голубые глаза обожгли меня злым взглядом, – я ведь калека.

– Но я ведь ничего не знаю о вашем состоянии. Как вы получили свои увечья?

– Когда я была маленькой, я упала в воду. Сначала ручей очень широк и глубок, а потом он превращается в водопад... Я провела в ледяной воде четыре часа.

– Если вы так долго пробыли в воде, почему же вы не утонули?

– Течение выбросило меня на камни, – бойко отвечала Аннабель. – Моя голова оказалась над водой, но мои ноги остались погружены в поток. Их парализовало.

Я присела рядом с ней на кровати.

– Я некоторое время изучала анатомию – вместе с моим отцом. Вы позволите мне взглянуть на ваши ноги?

– О, пожалуйста. – Аннабель откинулась на подушке и рассерженно посмотрела на меня. – Только не воображайте, что разбираетесь в медицине. Вы просто любопытная особа, как и все остальные слуги.

Последнее замечание я пропустила мимо ушей, поскольку это, по-видимому, был лучший способ реагировать на ее оскорбления, и сдернула одеяло. Ее слабые, бледные ноги были тонкими, как у ребенка. Однако на них не было шрамов, да и сами кости, похоже, были невредимы.

Наконец я натянула на нее покрывало и расправила его.

– Странно, – сказала я себе. – На мой взгляд, все в порядке.

Я пожалела об этих словах сразу же после того, как они у меня вырвались. Аннабель резко повернула голову. Одно мгновение мы смотрели друг на друга, я – с тревогой, а она – как бы это сказать точнее... в ее блестящих глазах светилась ясная и несомненная мысль, мысль, которую я должна была немедленно развеять, пока она не сумела превратиться в надежду. Не мое дело было предлагать ей подобные идеи. Моя беспечность происходила оттого, что мои слова опередили мои мысли.

– Но, разумеется, я не врач, – быстро сказала я. – Доктор, должно быть, поставил диагноз – а у вас должен был быть самый лучший доктор – сразу после несчастного случая.

– Я не помню никаких докторов, – произнесла Аннабель. – После того как умерла моя мать, здесь все пошло кувырком.