Гера Фотич - Секс под гипнозом Страница 9

Вспоминая небритую опохмеляющуюся физиономию её мужа, Стас подумал, что необходимого результата здесь вряд ли можно добиться. Хотя, о вкусах не спорят. Как только хозяйка закончила своё повествование, за дверью стала сопеть собака. Муж с друзьями — собутыльниками о чём-то заспорил на кухне, звеня пустой тарой.

— Ну и обстановочка, — подумал Стас, — хозяйка нервничает и рассказывает не всё. Вероника проводит рекогносцировку, не имея никакого интереса к обитателям квартиры и думая только о том, чтобы выйти отсюда живой. На кухне — спор. Ещё придут сюда и начнут советовать. Тогда точно ничего не получится! Как следствие мне разобьют физиономию и вместе с Верунчиком сдадут в милицию как шарлатанов.

Это разочарование и боязнь за Веронику подхлестнуло Стаса. Заставило его ещё внимательней сосредоточиться на своих обязанностях. Он усадил женщину в кресло. На глаз определил частоту её дыхания. Достал привезённый с собой звуковой тонометр и, задав ему требуемые параметры, поставил рядом с пациенткой.

— Представьте, что вы усталая пришли с работы, сели в кресло и расслабились, — обратился он к женщине, — постарайтесь внимательно слушать щелчки. Лучше, если будете их считать и сравнивать временной интервал.

Женщина расположилась в кресле и стала внимательно слушать, изредка косясь на дверь.

Вскоре Стас увидел, как веки женщины пытаются опуститься. Он придвинул стул, чтобы сесть напротив и сказал смотреть ему в глаза, продолжая слушать тонометр. Стал медленно делать пасы, подстраивая своё дыхание и говорить обычный набор внушаемых фраз:

— Вы устали, вам хочется отдохнуть, вам хочется расслабиться…

Через некоторое время зрачки женщины закатились, и стали изредка вздрагивать под веками.

Стас понимал, что женщина находится в полудрёме, что любой сильный звук может разбудить её настороженное подсознание и не стал даже пытаться ввести её в транс.

Через двадцать минут релаксации он разбудил пациентку и сказал, что это был первый сеанс настроечный, где она должна была почувствовать контакт с доктором. Этого пока достаточно. Всё прошло хорошо.

Пока он всё это говорил, женщина настороженно смотрела через его плечо на диван, словно туда прокрался её муж.

Закончив свою речь, Стас обернулся, чтобы уйти. И тут увидел свернувшуюся калачиком, сладко спящую на диване свою ассистентку. Ротик её был приоткрыт. Из уголка рта стекала скопившаяся слюнка. Она была так мила и целомудренна, словно уставший после длительной возни с игрушками ребёнок и свалившийся тут же без сил в обнимку с плюшевым мишкой. Роль мишки у Вероники играл портфель.

Стас наклонился над ней и осторожно зашептал на ухо, чтобы она просыпалась. Вероника открыла глаза и подскочила как ужаленная, не понимая, где находится. Но увидев перед собой Стаса, успокоилась.

Выпроваживая Стаса, женщина незаметно сунула ему в руку сложенные в квадратик пятьдесят рублей. Прямо на улице Стас положил купюру в кошелёк. Достав двадцать пять рублей, отдал Веронике.

С того момента к вожделению Стаса Вероникой, добавилось глубокое и искреннее уважение.

Но больше Стас с собой её не брал. И сам по адресам не ходил.

Глава 7. Авария

Только одна встреча Катерины и Степана затянулась почти на год. Когда внезапно позвонили из военно-морского госпиталя и сообщили, что муж у них. Оказывается, он лежал здесь уже три месяца без сознания, после радиационной аварии на подлодке. Радиограммы продолжали сообщать, что всё в порядке, и денежный аттестат тоже не запаздывал. Наверно об этом заботился замполит? Кто бы сейчас взял на себя такую ответственность?

Лечащий врач сказал по секрету, что если бы Степан умер, то она никогда бы не увидела его труп. Страна умеет хранить свои тайны. Тогда Катерина ничего не поняла. Её переполняла радость встречи с мужем. Только потом Степан разъяснил ей слова доктора.

— Жди меня и я вернусь…

Теперь муж пришёл в себя. Его незагорелое лицо стало бесцветным, покрылось паутиной розовых капилляров. Волос на голове не стало. Брови и ресницы поседели. Казалось, он превратился в заготовку для нанесения пробного макияжа обучающимся этому искусству студентами. Оставалось только с чего-то начать. Но на это не решался никто.

Впервые подойдя к его больничной койке, и прочитав табличку с фамилией «Сотников», Катерина ужаснулась. Ей показалось, что под видом её любимого благородного сильного мужа скрывалась безликая худая кукла. И теперь врачам предстоит приложить все силы, чтобы снова надуть и закамуфлировать беспомощно лежащее в кровати существо под Степана, придать ему необходимый статус, настроить речь. Только его голубые глаза оставались такими же, но слегка потускнели и замутились.

Ежедневно приходя в больницу, она начинала привыкать видеть знакомые черты его лица: надбровные дуги, большие глазницы, носогубные складки. Её любящее сердце дорисовывало отсутствующие фрагменты неизгладимого близкого образа, компромиссно принимаемые принципиальной несговорчивой памятью.

Только здесь, сидя у его больничной постели, она неожиданно для себя поняла, что он мог к ней не вернуться. Что она могла больше ни разу его не встретить. Не увидеть стоящим в дверях. Не проводить взглядом любимую спину, идущую через турникет.

И эти стихи, которые он так любил. Что было бы с ними?

Она вдруг представила, как читает их про себя на похоронах и потом, когда опускают гроб в землю и торжественно стреляет вверх почётный караул. Но потом вспомнила слова о том, что если бы он умер — то ей ничего не сказали. Как ничего? Соврали бы, что он пропал без вести в морской пучине? Спрятали бы тело? Потом уничтожили, сожгли? Всё это было так ужасно!

Она бы продолжала ждать, твердя как молитву «Жди меня, и я вернусь…».

Смогла бы она избавиться от этих когда-то любимых мелодичных рифм, обещавших ей возвращение мужа и не сдержавших своё слово? А теперь царапающих до крови, разрывающих нити, которые ещё продолжали связывать её с мужем. И, сорвавшись с губ в последний раз, улетевших куда-то вдаль, словно мигрирующая стая птиц. Быть может к другой женщине ещё продолжающей ждать и надеяться.

Все эти годы она жила с дочкой, окутываемые невидимой заботой любимого человека. Он постоянно звучал в их жизни своими привычками, добрым смехом и спокойным голосом. Всё вокруг носило на себе след Степана. В каждом из них она видела своего мужа. Каждый предмет в доме мог рассказать ей о нём что-то своё особенное, чего никто не знал. И она могла часами ходить по квартире, слушая эти рассказы, собирая их в единое целое, создавая незримую картину его присутствия.