Последнее письмо из Греции - Эмма Коуэлл Страница 10

Глава 6

Когда я стучу в дверь Кристины, в Метони уже сгущаются сумерки. Небо ясное, в глубоком чернильно-синем пространстве парит самолет, а звезды мерцают, как драгоценные камни. Я очень благодарна за предложение поужинать, но понимаю, что полностью полагаюсь на доброту незнакомых людей. Пора научиться доверять инстинктам.

Радушием, яркостью и врожденной раскованностью Кристина немного напоминает маму. Хотя мы сразу нашли общий язык, я ничего о ней не знаю, а теперь нам предстоит совместный ужин. Но лучше принять предложение и отбросить дурацкие сомнения и догадки. А как бы на моем месте поступила мама?

Расставшись с Робертом, я была в отчаянии, что больше никогда не найду любовь. На что мама сказала: «Разбитое сердце – это линия жизни на песке. Не пережив потери, любви не оценишь. Уроки, хорошие ли, плохие ли, всегда что-то значат: твоя задача – выяснить, что именно».

Она как раз вернулась с цикла оздоровительной медитации, делилась новообретенной мудростью гуру. В глубине души я отдавала себе отчет, что Роберт никогда не был моей большой любовью, просто в то время я себя в этом убедила. Мне вовсе не хочется усваивать жестокий урок и лечить разбитое сердце.

Пока мы идем по пыльной дороге в деревню, Кристину приветствуют прохожие: жена мясника, фермер, работница заправки. Мы сворачиваем в переулок с парой заколоченных таверн, сувенирным и универсальным магазинами. Вдоль волнореза гавани аккуратно выстроился ряд фонарей. К мерцающим огням пришвартованных лодок периодически присоединяются красные мигающие огни на большой скале, которые предупреждают моряков об опасности.

Кристина останавливается возле витрины последнего магазина.

– Это магазин Марии Василиу, моей подруги. Здесь можно купить еду и все что нужно. Ее семья живет в Метони много лет. Когда-то мы учились в одном классе – ужас как давно!

Я боялась ехать в Грецию одна, но опасения остаться в одиночестве рассеиваются. Таша обрадуется, что мне встретилась эта чудесная необычная женщина, взявшая меня под крыло. Сегодня вечером на Кристине эффектная туника с цветочным рисунком и шелковые ярко-розовые с сиреневым оттенком шаровары. Броская ткань ниспадает с ее высокой стройной фигуры и вздымается при каждом движении, словно разноцветный парус. Она излучает надежность, хотя мы мало знакомы.

– Я заметила, что, когда вы ко мне вышли, руки у вас были в глине. Вы занимаетесь гончарным делом?

Если Кристина как-то связана с искусством, вдруг она поможет раскрыть тайну пропавшей маминой картины?

Она смеется.

– Да, я художник. Как это по-английски? Гончар? Всегда в глине из-за лепки! Свет здесь волшебный, сами видите, пейзаж меня вдохновляет… Это моя настоящая любовь! А вы чем занимаетесь в Лондоне?

– Я повар, у меня ресторанный бизнес, а мама тоже художница… то есть была…

Слова твердые, словно нож, вонзающийся в кусок мяса, чтобы вырезать горе, и слезы тут как тут. Я смотрю на Кристину и глубоко дышу, чтобы успокоиться.

– Извините, просто… она недавно умерла.

Я роюсь в сумочке в поисках салфетки, смущенная тем, что внезапно разоткровенничалась с едва знакомым человеком. Мы стоим лицом друг к другу. Она берет салфетку и вытирает катящиеся по моим щекам слезы.

– Не извиняйся. Ты слишком молода для такого горя. Мне очень жаль.

Ее рука на моем плече переносит меня в настоящее, и я смотрю в добрые темные глаза новой знакомой, принимая утешение.

– Здесь ты обретешь покой, он тебе нужен.

Я медленно выдыхаю и оказываюсь в ее объятиях.

– Спасибо, – выдавливаю я.

Чувствуя энергичную материнскую поддержку, я признаю свои страхи, нервозность и, отбрасывая их, настраиваюсь двигаться дальше.

– Ты не передумала идти? Или, если хочешь, провожу до дома.

– Нет! Точно нет.

Я боюсь, что милая дама нарушит из-за меня свои планы, и улыбаюсь.

– Музыка и еда – это то, что мне нужно. Кроме того, хотелось бы поближе познакомиться с этим местом.

«И найти одну картину», – думаю я.

Но об этом позже. Сегодня всего лишь первый день. Нужно ко всему привыкнуть, успокоиться, а уже завтра окунуться с головой в поиски. Сегодня не считается: день приезда.

Несколько секунд мы молчим – я прихожу в себя, и мы медленно направляемся в деревню.

А там – чистейшая простота, нетронутый временем девственный уголок Греции, какой она была до того, как туризм вытеснил из нее особый дух.

Непритязательная череда таверн, полоса пляжа и спокойное море, импровизированная дорога, отделяющая фасады закусочных от берега. Снующие туда-сюда официанты пересекают пустынную улицу, принимая заказы. По полосе время от времени проносятся одинокие мопеды, распугивая бродячих кошек под стулья. Открыто всего несколько заведений – в апреле сезон только начинается. Я слышу бренчание бузуки и нежный плеск моря, который помогает стряхнуть затянувшуюся печаль.

Мы сидим за деревянным столом рядом с песчаным пляжем. Стало прохладнее. В углу таверны играет трио музыкантов.

Трогательные парящие звуки и красивые греческие струнные слышатся в меру громко, чтобы посетители могли подпевать, но не заглушают беседу. Из таверны появляется официант с бумажной скатертью и закрепляет ее металлическими зажимами. Поставив перед нами корзинку с хлебом и тарелки, он целует Кристину в обе щеки.

– Это мой племянник, Кристоф. Таверной владеет мой брат, Андрос. В Метони повсюду семейный бизнес. Познакомься с Софи, она остановилась у нас на холме.

Кристоф протягивает мне руку, и я ее пожимаю.

– Yiássou, Christoph.

– Yiássou, Софи. Kalosirthaté! Добро пожаловать в нашу деревню!

Он гостеприимный, как и тетушка, с такими же темно-карими глазами и птичьими чертами лица.

– Сегодня хороший вечер. Играет музыка. Отец приготовил особое блюдо клефтико из ягнятины, овощное рагу бриам и запек свинину в духовке.

Он возвращается к таверне через дорогу, а я беру кусок хлеба и наливаю в блюдечко масло. Кристина зажигает свечу и закуривает, глубоко затягиваясь. Она предлагает сигарету и мне, и я молча беру одну из пачки – видели бы Таша и мама…

– Андрос – мой брат. Он повар, как и ты! Каждый день встает в пять утра, чтобы испечь хлеб. Говорю ему, возьми хлеб в булочной, выспись хорошенько, но нет, он хочет свою выпечку.

Кристина разрывает кусок хлеба пополам и подносит к свече.

– Смотри, каждый кусочек сделан с любовью!

Звеня браслетами на запястьях, она кладет хлеб в рот. Я соглашаюсь и макаю кусок в сладкое масло.

– Я считаю, что, если готовишь в плохом настроении, еда будет хуже на вкус. Хлеб просто потрясающий! Похоже, ваш брат – счастливый человек.

Кристина смеется и выпускает в небо колечки дыма.

– Да, точно! Произведения живописи и