Мои нереальные парни - Долли Олдертон Страница 11

не ожидала, что вы откроете. Я Нина, из квартиры сверху. Переехала пару месяцев назад. – Он дважды моргнул. Тишина. – Я несколько раз к вам стучала, просто чтобы представиться, но, похоже, мы никак не могли друг друга застать. То есть я никак не могла вас застать. – Опять моргание и тишина. – Вы живете один?

– Да, – ответил он с явно выраженным акцентом.

– О… Альма – милейшая женщина с верхнего этажа – кажется, видела вашу… соседку по квартире.

– Она уходить, – сказал он.

– А, ясно.

– Около трех месяцев назад она оставлять.

– Понятно.

Он умолк и только моргал, всем своим видом показывая, что разговор на этом официально завершен.

– Кажется, у вас моя посылка?

– Да. Почему они оставлять здесь?

– Потому что меня не было дома.

– Но почему они оставлять со мной?

– Я сказала, что они могут занести ее соседу. Вы не против? А ваши посылки пусть оставляют у меня, если вас нет дома.

Мужчина пожал плечами и зашел в квартиру. Острые черты лица и неровные, резкие движения делали его похожим на старинную марионетку, которую дергают за невидимые нити. Вернувшись, он передал мне картонную коробку. Руку он держал на двери, давая понять, что мне пора.

– Э-э… Анджело. Это итальянское имя?

– Почему ты знать мое имя?

– Оно было на записке курьера, – ответила я. – Там сказано, что посылка у вас. Откуда вы родом?

– Бальдракка.

– Не бывала там. Где это?

– Поищи, – сказал он и захлопнул дверь.

Стоя в звенящем эхе, я надеялась, что мне первый и последний раз пришлось разговаривать с Анджело Ферретти из квартиры внизу.

Я поднялась к себе, открыла посылку, сплющила упаковку для дальнейшей переработки и поискала «Бальдракка» на «Гугл картах». Безрезультатно. Я вбила слово в поисковик – и перевод не заставил себя ждать: «baldracca (ит. сущ.) – шлюха (в основном используется как оскорбление)».

Вечером Лола ждала меня на скамейке возле фитнес-центра. Она записала нас на занятие под названием «Усиление тела», которое сочетало в себе «тяжелую атлетику и тай-чи под саундтрек к классическим танцам восьмидесятых».

– Еще не передумала? – лениво протянула Лола при моем появлении, затем привлекла меня к себе и поцеловала в обе щеки.

Ее спортивный наряд поражал сочетанием предметов: легинсы с леопардовым принтом, свободный топ из марли, солнцезащитные очки-авиаторы, серьги-кольца – настолько большие, что лежали у нее на плечах, – и шелковый тюрбан с драгоценными камнями. От нее исходил тяжелый, сладкий аромат неизменных удовых духов.

– Ты ведь уже заплатила?

– Да, разумеется. На всякий случай решила уточнить, хочешь ли ты идти.

– Сама же меня уболтала.

– Знаю, просто…

Она кивнула на огромную упаковку клюквенного сока, из которой театрально потягивала, и закатила глаза.

– Ветеринар?

– Всю ночь. И остался на следующий день. Кажется, мы трахались двенадцать часов.

– Лола, ты преувеличиваешь.

– Если бы, – устало произнесла она и вытащила «Твикс» из необъятной коричневой сумки, на которой золотыми буквами были нанесены ее инициалы. Лоле нравилось украшать своей монограммой все, от телефона до бельевой сумки, как будто она боялась забыть собственное имя.

– Вы еще встретитесь?

– Вряд ли, – сказала она, непристойно и торопливо чавкая.

– Почему?

– Он милый, но… Не знаю. Кое-что в нем меня слегка покоробило. Знаешь, он из тех, кто лежит в постели после секса и ловит твой взгляд, чтобы сказать: «Привет».

– О господи, ужасно.

– Непростительно.

Она затолкала в рот последний кусочек «Твикса», убрала обертку в сумку, затем вытащила «Кит Кат» и «Твирл» и развернула обе сразу.

– С тобой все в порядке?

– Да, а что?

– Столько шоколада…

– Ах, да. Я сходила к диетологу – ну, знаешь, у меня иногда бывают спазмы в животе после еды?.. В общем, она сказала, что мне нельзя есть сладкое после шести вечера, поэтому я ем сейчас. – Лола взглянула на свои цифровые часы – те показывали 17:59. – В общем, я покончила с мужиками, которые используют меня на одну ночь, чтобы почувствовать себя звездой какого-то… дешевого ромкома. Понимаешь, о чем я?

– Думаю, да.

Если честно, я очень редко понимала, что имеет в виду Лола, когда говорит: «Понимаешь, что я имею в виду?» Однако я находила рассуждения подруги весьма забавными и не хотела прерывать ход ее мыслей.

Мы познакомились в туалете университетского клуба на неделе первокурсников. Я услышала всхлипы из соседней кабинки и поинтересовалась, все ли в порядке. В ответ девушка завыла, что на этой неделе занималась сексом с парнем и утром попросила его написать ей, а он ответил, что не сможет: нет денег на телефоне, а наличные закончились. Она отвезла его к ближайшему банкомату, сняла и вручила двадцать фунтов, чтобы пополнить баланс, и сказала, что с нетерпением будет ждать от него весточки. Сообщение так и не пришло. Я предложила ей выйти из кабинки и поговорить, но она заявила, что умрет от стыда, если кто-нибудь увидит ее с испорченным макияжем. Я попросила ее лечь – и так, в зазор между стенкой кабинки и лиловым пластиковым полом, впервые увидела Лолу. Из ее огромных зеленовато-голубых глаз текли слезы, оставляя разводы туши на лице, пушистом, как персик, и оранжевом из-за толстого слоя дешевого тональника. Я накрыла ее руку своей, чувствуя щекой вибрацию пола от басов «Mr Brightside»[17].

– Я скучаю по дому, – сказала она.

Я не знала никого более непохожего на меня, чем Лола. Она патологически стремилась угождать людям и изо всех сил старалась, чтобы каждый контактировавший с ней человек не просто ее любил, но обожал и чувствовал упоение в ее присутствии. Это касалось не только тех, кого подруга близко знала – с одинаковыми усилиями Лола обхаживала и совершенных незнакомцев, с которыми общалась всего несколько минут. Однажды, когда мы поехали в отпуск в Марракеш, она «торговалась» за вазу в Медине и предложила продавцу на двести пятьдесят дирхамов больше изначальной цены. В другой раз на прогулке она сняла последние тридцать фунтов со своего банковского счета, вручила их бездомному и села поговорить с ним о его жизни. Я не удивилась, когда он пообещал отдать мне деньги обратно, если я уведу ее подальше.

Порой я находила эту ее манеру немного жалкой и невыносимой, а иногда восхищалась ею. Я постоянно завидовала выдержке Лолы перед лицом глупости и некомпетентности других людей. Она фантастически хорошо справлялась со светской беседой, терпеливо выслушивала чужую болтовню о неинтересных ей вещах и хвалила уродливые туфли женщин на вечеринках, точно зная, что они нуждаются в комплименте. Меня часто упрекали в раздражительности и вспыльчивости, в то время как Лола никогда ни на что не злилась. И дело было не только в доброжелательности – ее просто слишком увлекали собственные грезы и забота о том, чтобы всем понравиться. Она была одновременно самым болезненно уязвимым и поразительно уверенным в себе человеком из всех, кого я знала.

А еще Лола любила веселье и заражала им других. Она постоянно гналась за новыми впечатлениями, и затянувшееся одиночество давало ей время, чтобы превратить жизнь в непрекращающийся проект. За время нашего знакомства Лола научилась каллиграфии, фотографии и оригами, а также самостоятельному изготовлению керамики, йогурта и смеси эфирных масел. Посещала занятия по боевым искусствам, русскому языку и воздушной гимнастике. Сделала пять татуировок, вкладывая ложный смысл в каждый крошечный, ничего не значащий завиток, сменила семь квартир и два раза прыгала с парашютом. Со временем я пришла к выводу, что все это не было проявлением легкомыслия, но данью уважения своему видению жизни.

– Я вся извелась из-за того, что лето заканчивается, – сказала Лола, доставая полупустую пачку ментоловых сигарет и вытаскивая одну зубами.

– Почему ты «извелась»?

– Я расстроена, что не использовала его на всю катушку.

– Ты побывала на четырех музыкальных фестивалях.

– Я просто обязана попасть на «Горящего Человека»[18] в следующем году. – Она сокрушенно покачала головой и глубоко затянулась. Вечернее солнце отражалось от многочисленных колец на ее пальцах, сжимающих сигарету. – Ты должна поехать со мной: возможно, это наш последний шанс.

– Нет. Сколько еще раз повторять…

– Ну пожалуйста.

– Гори себе на здоровье, только без меня. И что ты имеешь в виду под «последним шансом»?

– Следующим летом я, вероятно, забеременею.