Пробуждение Оливии - Элизабет О’Роарк Страница 11

– Не похоже на ничего, – упорствует тот. – Как это произошло?

Когда все оборачиваются, чтобы тоже взглянуть, на лице Оливии отражаются ярость и паника. Меня это беспокоит, и я понимаю, что уже направляюсь к ней с другого конца стадиона.

– Я не знаю, – отвечает она сквозь зубы. Затем, рявкнув на первокурсника, чтобы тот убрался с дороги, она поворачивается к раздевалкам.

– Что значит «не знаешь»? – смеется Пирсал. – Выглядит так, словно тебя пырнули ножом! Ты должна знать.

Прежде чем я успеваю понять, какого черта происходит, она разворачивается и бросается к нему, хватая его сзади за ворот футболки, как будто планирует пинком отправить парня через весь стадион, хотя он на голову выше ее.

– Я же сказала, что не знаю, – рычит Оливия, крепче натягивая его футболку, так что Пирсал начинает задыхаться. – Задашь мне еще один вопрос – и я затолкаю твои яйца тебе же в глотку.

Тут я наконец прихожу в себя и отрываю ее от Пирсала, а затем велю всем продолжать тренировку. Как только зрители расходятся, я резко поворачиваюсь к Финнеган:

– Что, черт побери, это было?

– Он цеплялся ко мне. – Она стоит раскрасневшаяся, частично от гнева, частично от смущения, и избегает моего взгляда.

– Он всего лишь задал вопрос. – Я удивленно смотрю на девушку, не понимая, почему она так завелась из-за чего-то столь незначительного.

– Он надо мной смеялся, – шипит Оливия. Голос звучит сдавленно, словно горе и гнев сжимают ее горло. – Ты разве не расслышал? Кто-то калечит ребенка ножом, а для вас это все гребаная шутка, да?

Я застываю на месте, мучительно медленно скрывая изумление. Она всерьез утверждает, что в детстве кто-то ударил ее ножом? Я даже не знаю, как на это реагировать. Кто вообще мог такое сделать?

– Он наверняка и понятия не имел, что речь о чем-то настолько серьезном, – наконец произношу я.

– Ну конечно, не имел, – закатывает она глаза. – Ни с кем из вас не происходит такое дерьмо. Вы все только сбегаетесь со своей сраной «заботой», пуская слюни в надежде выведать пару кровавых подробностей. Но почему-то при этом осуждают меня, хотя я всего лишь не хочу выставлять свою жизнь на всеобщее обозрение.

Я запускаю обе руки в волосы. Я мог бы перечислить великое множество плохих событий, которые случались с другими людьми, но, честно говоря… Похоже, ее история все бы переплюнула.

– Знаешь, если бы ты просто ответила на вопрос, на этом бы все и закончилось.

– Я и ответила на него, – шипит она, отворачиваясь. – Ты сам-то много помнишь из своего детства?.. И в любом случае, даже если бы я знала, это не его собачье дело.

С ума сойти: кто-то ударил ее ножом.

Я никак не могу это переварить… На самом деле я вообще хочу стереть эту информацию из памяти, потому что она пробуждает во мне сочувствие, а Оливия из тех девушек, которым опасно сочувствовать. Сначала вы их жалеете, но вскоре начинаете им многое прощать и делать ради них исключения. Дело в том, что ее шансы прожить еще одну неделю и не подраться с Бетси отнюдь не велики. Какова вероятность, что она проживет без драк целый сезон? Просто нулевая. Поэтому привязываться к ней в лучшем случае бессмысленно, и я хочу выбросить все это из головы – выбросить ее из головы. Должно быть, я впервые по-настоящему благодарен, что могу отправиться на ферму и целиком погрузиться в работу.

– Что-то случилось на работе? – спрашивает мама, когда я приезжаю домой. Иногда она видит меня насквозь с такой легкостью, что это даже немного пугает.

– Ничего такого уж неожиданного.

– Но что-то не так?..

– Все так, – качаю головой я.

Разумеется, это ложь, но правда в том, что я и сам не знаю, что не так. Я не понимаю почему, но, похоже, в моей голове появилось отдельное место специально для Оливии Финнеган: если я не думаю о чем-то еще, мое внимание автоматически возвращается к ней.

Когда я пробыл в поле по меньшей мере часа два, ко мне подъехала мама на гольф-каре.

– Ты оставил в доме свой телефон, – сообщила она, протягивая мне его. – Он все звонил и звонил.

Только тогда я понимаю, что солнце уже садится.

Вот дерьмо…

Как только я беру его в руки, телефон снова начинает звонить.

– Привет, Джесс, – говорю я, уже заготавливая извинения. Я и впрямь самый паршивый парень на свете. Ей столько всего приходится терпеть…

– Ты весь день не звонил. Во сколько ты приедешь? Мы ведь к семи должны быть у Кэт.

Черт. Уже начало седьмого, я весь в поту, а от мамы до Джессики ехать минимум двадцать минут.

– Я немного опоздаю. Прости. Я помогал маме и…

– Все в порядке, – тут же говорит она. – Я знаю, что твоя мама сейчас на первом месте.

За все время, что мы встречаемся, Джессика ни разу не заставляла меня чувствовать вину за то, что я столько времени посвящаю ферме. Однако сейчас она наверняка расстроенно накручивает на палец локон своих рыжевато-каштановых волос, а ее полные губы надуты от обиды. Эта мысленная картина заставляет меня устыдиться. Она заслуживает лучшего, чем парень, который за весь день о ней ни разу не вспомнил.

И я клянусь себе, что буду больше стараться.

Глава 11

Оливия

Шрам на моей спине – единственная крошечная подсказка о прошлом, которое я едва помню.

Когда-то у меня были и брат, и родители, но они покинули меня один за другим. Теперь мне остались лишь воспоминания о семье. Нечеткие и совершенно ненадежные. Тем не менее я продолжаю думать о них, как бы ни хотела перестать. И в некоторые дни мысли об утерянной семье особенно настойчивы.

Это воскресенье – один из таких дней. Где-то там мой брат празднует свой двадцать четвертый день рождения. Он сбежал, когда ему было восемь. Мэттью всего на три года старше меня, хотя в то время разница казалась просто колоссальной. Год спустя родители тоже меня бросили и уехали. Помню, как я беспокоилась, что однажды брат захочет вернуться, объявится у нашего старого дома, словно заблудившийся пес, но обнаружит, что нас там нет.

Интересно, он так же одинок, как и я? Может быть, уход из дома в таком юном возрасте дал ему фору; возможно, кто-то его