Завтра ветер переменится - Стефания Бертола Страница 13

Я знаю: моя судьба сейчас в моих руках. Что бы он ни ответил, вечером я могу позвонить маме и заявить: «Мне очень жаль, но Галанти уже подписал эксклюзивный договор с Luxury Home». И на этом вопрос будет закрыт.

Взмах его золотистых ресниц – и я замираю.

– Не совсем. Дамиано еще не решил. Но он уже давно подумывает перебраться в Эстонию… О причинах не спрашивайте…

Я киваю в ответ. Спрашивать я не стану. Как сказала бы Мария Соаве, меня это волновать не должно.

– Все решит то, сколько он сможет выручить с продажи. Предложат цену выше рынка – он, может, и согласится. А по рыночной стоимости – не знаю… Как по мне, квартиру он не продаст, останется в Турине.

– Но тогда вы теряете выгоду.

Федерико улыбается философски (я разбираюсь в таких улыбках):

– Это с какой стороны посмотреть. Мы с Дамиано дружим уже больше двадцати лет, мне будет жаль, если он переедет. Хотя, конечно, процент с продажи меня бы немного утешил…

– Но если официально квартира еще не продается, кто будет ее смотреть?

Федерико пожимает плечами:

– Знакомые… Знакомые знакомых… Родственники знакомых… Знакомые родственников… По городу уже поползли слухи, и многие заинтересовались.

Федерико улыбается мне, я улыбаюсь ему в ответ, и в это время раздается звонок в дверь.

Я иду открывать. Передо мной оказывается семейная пара за шестьдесят, у обоих пышные седые волосы – у него кудрявые, а у нее волнистые. Ее шевелюра словно кричит, что красить волосы – это для слабаков. Оба в синих пальто и элегантно повязанных шарфах, щедро надушены. Словом, эти, как мне кажется, вполне могут предложить цену выше рынка.

Федерико включается в работу. Он показывает паре квартиру, а я остаюсь на кухне мыть чашки. Интересно, а как он обойдется с запертой спальней? Можно ли вообще показывать квартиру, пусть и не выставленную на продажу официально, не целиком?

Но я недооценила Luxury Home. Когда тур по квартире подходит к концу, Федерико достает планшет и показывает на нем добрую сотню фотографий спальни.

– Я сделал их до отъезда господина Галанти, чтобы вы могли составить полное впечатление о квартире.

Я подхожу посмотреть, чтобы врать более убедительно, если в будущем это понадобится. Тогда, если я скажу, что не заходила в спальню, Федерико Риччи сможет это подтвердить. «Ну да, все так, – скажет Федерико, который к тому моменту уже станет моим официальным женихом. – Я отлично помню, что во время просмотра квартиры Бриджида смотрела на фото спальни с большим интересом. Она точно никогда прежде не видела твою спальню».

Впрочем, мой интерес вполне искренний и сосредоточен на лампе Тиффани, присутствующей на многих фотографиях. Синьора, чей девиз «Краситься – это для слабаков», тоже замечает лампу:

– Какая прелесть! Это что же, настоящая Тиффани?

В этот нескончаемый миг, отделяющий вопрос от ответа, мое сердце бьется, как птица в клетке.

– Понятия не имею, – наконец произносит Федерико, – честно говоря, сомневаюсь. Хотя не исключаю, ведь дедушка синьора Галанти был коллекционером. Кто знает.

– Вот если бы включить ее в договор о сделке… – хихикает синьора, к которой я уже испытываю лютую ненависть.

Дедушка-коллекционер! Этого еще не хватало!

Наконец пара удаляется в сопровождении Федерико. Он успевает шепнуть:

– Если появятся другие желающие посмотреть квартиру, я позвоню… – и после короткой паузы добавляет: – Если не появятся, возможно, тоже.

Вот это да. Только сейчас я вспоминаю, что сегодня четырнадцатое февраля, День святого Валентина. Обычно я не заморачиваюсь насчет этого праздника, но было бы очень мило, если бы именно сегодня у меня закрутилась новая любовная история. Это примерно то же самое, что родить мальчика на Рождество или стать курицей и снести шоколадное яйцо в пасхальное воскресенье.

Но умиляться некогда, пора бежать на работу. Сегодня мы с девчонками из «Мыльных пузырей» убираем в офисе банка в самом центре города. Судя по содержимому мусорных корзин в туалете, банковские сотрудники ведут активную сексуальную жизнь.

– Ну что за люди! – возмущается Мануэла. – Вместо того чтобы работать, трахаются с коллегами.

– Ну, может, они в обеденный перерыв…

– Сомневаюсь. Знаешь, как бывает: приходишь иногда в банк квитанцию оплатить – работают всего два окошка, а остальные сорок закрыты. Вот, значит, чем они занимаются! Трахаются в туалете!

Видимо, Мануэла сегодня не в духе. От ее восьмидесяти килограммов веса и без малого метра шестидесяти роста так и исходит негатив. Я пытаюсь приободрить ее: рассказываю, что последовала ее совету и решила вляпаться в новые неприятности, которых, может, еще не будет, чтобы избавиться от старых, которые у меня уже точно есть. Но даже это не помогает – нахмуренные брови Мануэлы все так же сходятся в одну линию над переносицей.

– Что с тобой, Ману? Ты что такая злая, а?

– Ты бы тоже была злая, заявись к тебе домой дочурка моей кузины.

Такое развитие событий кажется мне маловероятным. Мануэла моет мужской туалет, а я женский, и по ходу дела она рассказывает мне об Антоньетте из Кротоне, дочери своей двоюродной сестры. Эта Антоньетта решила поискать счастья в Турине, а потому попросилась пожить у ближайшей родственницы – Мануэлы. Само собой, комнаты для гостей у Мануэлы нет, и ей пришлось поселить девицу в детской на раскладушке, а у нее, между прочим, трое детей, так что в детской и до этого было тесно.

– А еще она из дома не выходит! Говорила, будет искать работу, но при этом носа из квартиры не высовывает. Заверяет, что звонит по объявлениям и обо всем договаривается по телефону, но лично я вижу только, как она капучино литрами хлещет.

– А она не может работать с нами?

– Да какое там! Эта принцесса не создана для такой работы. Она продавщицей хочет устроиться, и не куда-нибудь, а в «Зару»! Как же, ждут ее там! С распростертыми объятиями!

Как трогательно: Ману произносит это таким тоном, словно работать в «Заре» – вершина мечтаний любой девушки.

– Выстави ее на улицу. У нее нет других родственников?

– Есть один кузен, но как девушка будет жить с одиноким мужчиной?

– А сколько ей лет?

– Тридцать два.

– А чего она так долго ждала, чтобы переехать?

Мануэла качает головой, берет в руки ведерко с чистящими средствами и отправляется убирать кабинет с табличкой «Лаура Прекасси. Выдача кредитов».

Я погружаюсь в свои мысли. Сегодня нужно позвонить маме. У меня от нее уже шесть пропущенных, но я не отвечаю – не знаю, что сказать. Сомневаться – часть моей философской натуры. Философу несвойственно принимать спонтанные решения, он должен все взвесить, обдумать, рассчитать. Философ всегда задается вопросом, к чему приведет то или иное решение. Так и вижу Юлию Кристеву