Романтическая комедия - Кертис Ситтенфилд Страница 16

видимо, самом Ноа, – чьи одноклассники развлекались с девочками из соседней школы в огороженном стеной саду меж двух дворов, а герой песни в этом ритуале никогда не участвовал, хотя и хотел. Что ж, если текст автобиографичен, то диетолог из Сакраменто и многочисленные модели давно исправили это упущение. Песня вновь оказалась меланхоличной и выразительной и напомнила мне о парнях, с которыми не удалось переспать в старшей школе, – в общем, получилось совсем не приторно. Скорее, в духе фолка и попа, прямо как мне нравится. Вот проделай я эту маленькую домашнюю работу днем ранее, с ходу бы ответила на вопрос о трех любимых песнях. Хотя воспоминание о Ноа, сидящем сбоку от меня, и о редактуре скетча уже походило на сон, как и жизнь на «НС» вообще: безумный и яркий ночью, зыбкий поутру.

Не помню, во сколько задремала, но проснулась два часа спустя; свет еще горел, а плей-лист все играл. Я выключила оба и опять легла спать. А когда в девять утра прозвучал будильник (на одиннадцать у меня стояла репетиция «Правила Дэнни Хорста»), я первым же делом схватила телефон.

Четверг, 13:06

Я заглянула в гримерную, одобрила фиолетовые накладные ресницы для Генриетты в «Трещотке» и заодно облегающее фиолетовое платье, над которым еще работали в костюмерной. Сама Генриетта куда-то ушла, и ресницы мне показывала Франческа Мартин, заправляющая отделом грима. Пока я утверждала ресницы, актер по имени Оливер, которому досталась роль Джеймса Коми, явился примерять накладной нос из силикона.

Я шла к лифту – собиралась делать правки с другими сценаристами, – как вдруг Генриетта прислала нам с Вив сообщение:

Парочке Дэннабель конец?

Чего-чего? – ответила я.

Вот блин, – написала Вив и отправила эмодзи с разбитым сердечком.

Генриетта отправила скриншот поста в «Инстаграме»[7], который Аннабель опубликовала час назад: черно-белое фото голого женского тела по пояс; рука с длинным аккуратным маникюром прикрывает соски, при этом выгодно приподнимая грудь, а поперек фото идет надпись курсивом: «Не держись за прошлое, будь сильным. Отпусти». Герман Гессе».

Только я нажала кнопку вызова лифта, как пришло сообщение от Генриетты:

Герман Гессе?!

Может, она увлекается немецкими писателями 20 в.? – предположила я.

Хотя вряд ли он это сказал

Звучит как: «Следуй мечте». Джордж Вашингтон»

Ты из-за цитаты подумала, что они расстались?

Вив:

«Мы способны на трудные дела». Чингисхан»

Генриетта:

Погугли «Дэннабель расставание»

В интернете так считают

Потомушт она без кольца

Я и так на час опоздала из-за репетиций «Правила Дэнни Хорста» и решила еще задержаться – какая уж теперь разница? К столу, за которым Дэнни сидел во время съемок «Новостного отдела», относились без особых церемоний и держали его в холле у лифта; я взгромоздилась на стол и начала расследование. Интернет бурлил. «Фанаты гадают о причинах загадочного поста: Дэнни и Аннабель расстаются?» – гласил один заголовок; остальные были в том же духе. Наверное, я стерва, если в первую очередь меня заботила судьба моего скетча, а уж потом – Дэнни? На репетиции он вроде бы нормально выглядел…

Пока я пробегала глазами откровенно помоечный сайт со сплетнями, за спиной вдруг появилась Вив.

– Трудишься как пчелка? – Она шепотом добавила: – Доктор Тео ответил.

– Хорошие новости?

– Сама и скажи.

Вив протянула мне телефон с открытым письмом. Я принялась читать под звуки гитары из усилителя.

Дорогая Вив!

Благодарю за приглашение! Я много лет смотрю «НС» и узнал вас, но на приеме старался сосредоточиться на вашем глазе:) Приглашение можно принять, только если пациент перейдет под наблюдение другого специалиста (например, врача в нашей же клинике). Учитывая, что вы обычно наблюдались у доктора Трамбулла, смена врача вряд ли принесет вам много хлопот. Тем не менее я обязан напомнить, что если пойду на выступление, то уже не смогу вас лечить.

Большое спасибо,

Тео.

– И что тут плохого? – спросила я. – Он просто ответственный.

– Холодное какое-то письмо. «Большое спасибо» – это почти как «С наилучшими пожеланиями…».

– Ему нельзя в тебя влюбляться, пока ты его пациентка. Скажи, что вернешься к доктору Трамбуллу, и воркуйте себе на здоровье.

– Вив, извини, – обратился к ней Трей, помощник режиссера в наушниках. – Эвелин тебя зовет в костюмерную на примерку для «Правила Дэнни Хорста».

– Благодаря твоему скетчу я поражу доктора Большое Спасибо не внешним видом, а талантом? – поинтересовалась Вив у меня и направилась в костюмерную.

– Нормальное письмо! – крикнула я вслед.

Из студии звукозаписи раздался чей-то голос – скорее всего, помощника группы, который с аппаратурой разбирается.

– Раз-раз-раз, проверка звука!

Значит, гитару настраивали для репетиции Ноа Брюстера. По четвергам приглашенные музыканты (естественно, среди них немногие вдобавок выступали ведущими) ходили на репетиции. Эти бесплатные квазиконцерты – очередной плюс работы на «НС», и чем серьезнее намечалось шоу, тем больше народу «случайно» то и дело заглядывало в студию, включая сотрудников совсем других передач нашей телесети. Я и сама не раз останавливалась послушать малознакомого исполнителя, а сорок минут спустя уходила уже поклонницей.

Я развернулась и вошла в павильон, к главной сцене, известной как «финишная прямая». На полу перед «финишной прямой» в беспорядке стояли стулья и несколько камер (включая легендарный операторский кран, с которого в каждом эпизоде снимают появление ведущего) да кое-какие декорации. Вокруг бродили члены съемочной группы, а за Ноа внимательно наблюдали человек двадцать, считая Отэм, двух ее ассистенток и актрису по имени Линетт. Я села чуть поодаль от сцены. Ноа с гитарой на ремне и одетый примерно так же, как вчера – в серую футболку, темные джинсы и черные замшевые кроссовки, – разговаривал с барабанщиком и звукорежиссерами. По одну руку от него стоял бас-гитарист, по другую – ритм-гитарист, а ближе к задней части сцены – клавишник и два бэк-вокалиста.

– Ладно, давайте «Противоречивую».

Он запел:

Ты пишешь среди ночи,Будто не было тех лет…

Никогда не слышала – наверное, с предстоящего альбома. И бодрая, и тоскливая.

– И в этом вся ты,Только поздно, пойми…

Ноа пел, прикрыв глаза и встряхивая светлыми волосами, в каком-то не сказать что танце, а ритмичном подпрыгивании.

Мне стало за него неловко. Хотя почему? Какая глупость! Он проделывал это движение тысячи раз перед толпами слушателей, так чего мне стыдиться?

Ноа открыл глаза и перебирал аккорды, время от времени поглядывая на гитару и чуть отходя от микрофона. Иногда Ноа смотрел в студию, и мы неизбежно столкнулись взглядами, ведь я сидела близко. И вновь меня словно током ударило, как тогда на читке. С каких это пор Ноа Брюстер меня так волнует?

Пока он пел, мы то и дело переглядывались, а потом и вовсе не отрывали друг от друга глаз. Он так дразнился? Доказывал свой талант, упрекал меня за плохое знание его песен? Или вроде как пел мне серенаду?

Что это все значило? Возможно, ровным счетом ничего, как частенько бывает. И все же пронзивший меня ток не пошел на спад, а скорее