Желание или защита - Лия Бруннер Страница 16

Я немного расслабляюсь, стараясь не показать, насколько я доволен тем, как хорошо я ответил на его дурацкий вопрос. Теперь и он доволен, и я едва заметно киваю.

– Можете, пожалуйста, сказать, что вам в себе не нравится?

Я не могу удержаться и громко фыркаю. Доктор Кертис с интересом склоняет голову вбок.

– Мне обязательно произносить это вслух?

Он вопросительно поднимает бровь.

– Что именно?

Я развожу руками в воздухе, уже чувствуя огорчение из‐за всей этой ерунды.

– Да этих вещей миллион, – я повышаю голос, чувствуя знакомое пламя гнева внутри. Оно медленно поднимается от живота к моим ушам. Если бы это было физически возможно, с них бы уже давно валил пар. Мне не обязательно смотреть в зеркало, чтобы знать, что они покраснели. – Но больше всего я ненавижу свой характер.

Доктор Кертис не реагирует на мой взрыв эмоций, он спокойно смотрит на меня и записывает что‐то в планшет.

– Спасибо за честный ответ, Митч. – Он откладывает планшет на столик, стоящий рядом, и перекидывает ногу на ногу, изучая меня. – Интересно, что вы можете назвать миллион причин.

Я непонимающе смотрю на него. Эмоции у меня закончились. На сегодня я все.

– Почему вам кажется, что назвать свои отрицательные стороны легче, чем положительные?

Его вопрос действительно меня удивляет. Он застает меня врасплох, поэтому моя маска спадает на какое‐то время. Я открываю рот, собираясь что‐то сказать, но слова не выходят. Я вспоминаю отца и то, как он подсел на аптечные таблетки, чтобы не чувствовать боли, когда мать ушла. Вскоре он обратился к нелегальным препаратам. Я вспоминаю все то, что он говорил мне, когда был не в себе, либо пьяный вдрызг, либо же под кайфом. В восемь лет все это казалось мне правдой.

Ты плохой ребенок. Если бы не ты, твоя мать бы не ушла. Если бы тебя не было, мы с ней все еще были бы вместе, и мы были бы счастливы.

Я заталкиваю эти мысли глубоко внутрь себя и чувствую, как гнев постепенно нарастает в груди. Это то, о чем я никогда не думаю. То, что я стираю из памяти и кладу на дно своего «сейфа». А этот проклятый доктор собирается все снова откопать.

– Почему бы нам не попробовать упражнения на дыхание? Вы выглядите расстроенным.

Под спокойный, но настороженный голос доктора Кертиса я чувствую, как что‐то внутри меня щелкает. Я так не могу. Не могу сидеть тут и разговаривать с едва знакомым мне мужчиной о призраках прошлого, каждую неделю. Это какая‐то особенная пытка. Неужели кто‐то действительно занимается этим добровольно?!

Я поднимаюсь со своего кресла и выхожу из офиса. Я даже не забираю пальто.

Мужчина не выходит за мной.

Удовлетворение от того, что я покинул кабинет доктора Кертиса, быстро улетучивается, потому что через пятнадцать минут я встаю в пробку. Я снова чувствую себя зверем в клетке, как долбаный цирковой тигр. Как будто все так и кружат вокруг меня, ожидая, что я либо прыгну через это чертово кольцо, либо сорвусь с места и сожру циркача. Я потряхиваю коленом от едва сдерживаемой агрессии, оглядываюсь по сторонам и вижу на одной стороне улицы популярный бар. Сегодня вторник, на часах полдень, и здесь не так много народу, и на мгновение я жалею о том, что не пью.

Но я отказываюсь быть, как мой отец. Хотя иногда мне и приходится подавлять желание заглушить такие порой неудобные чувства.

Чувства, эмоциональная травма. Я даже не уверен, в чем разница. Я просто знаю, что не хочу ощущать, как тиски сжимают мою грудь так, словно она сейчас разорвется.

Когда я наконец добираюсь до дома и плюхаюсь на диван, я уже спокоен.

Я достаю телефон из кармана и вижу один пропущенный звонок и сообщение от доктора Кертиса. Я игнорирую пропущенный звонок, но открываю короткое сообщение.

ДОКТОР КЕРТИС

Я понимаю, что вы чувствуете себя подавлено.

Быть расстроенным совершенно нормально.

Но, пожалуйста, дайте мне знать, если вам будет плохо.

МИТЧ

Я в порядке. Я дома.

Я швыряю свой телефон на противоположную сторону дивана, он отскакивает и падает на пол. Недовольно простонав, я беру с пуфика пульт от телевизора и включаю запись фильма «Рио-Гранде», в котором играет не кто иной, как Джон Уэйн. Это был любимый фильм дедушки.

Настал еще один день тренировки по хоккею с детьми. На самом деле я рад, что у меня есть возможность отвлечься и чем‐то занять себя после вчерашнего скандала у доктора Кертиса. Сегодня утром я три часа тренировался в командном спортзале. Если я буду поднимать еще больше тяжестей, то просто нанесу себе травму. А это значит, что мне придется выбыть из игры на еще большее количество времени.

Краем глаза я замечаю вспышку камеры. Я смотрю туда и вижу Макса и его прихвостня. Они вновь за мной наблюдают. Выглядит так, что Макс говорит фотографу, когда сделать фотографию, будто бы он сам не знает, как делать свою работу. И зачем ему вообще так много оборудования?

Я осматриваюсь, и мой взгляд останавливается на тренере Аароне, он работает с детишками помладше. Они все еще милые и не превратились в потных вредных монстров. Тренер ловит мой взгляд и машет мне, ухмыляясь.

Он знает, что подставил меня, и наслаждается этим.

Вомбаты, должно быть, невероятно агрессивные и злобные животные, поэтому они и придумали это дурацкое название: «Вашингтон Вомбатс». Не уверен, что Макс и его фотограф извлекли из всего этого что‐то полезное для моего имиджа. Сегодня разворачивается все та же драма, что и в прошлый раз, несмотря на наши разговоры с родителями. Веснушчатый продолжает вполголоса подначивать Ноа. Его зовут Деклан, я узнал его имя из списка, который тренер Аарон наконец‐то мне дал. По агрессивной реакции мальчика я могу понять, когда комментарии конопатого касаются Энди.

Я должен похвалить его за то, что он встал на ее защиту, но он делает это совершенно не так, как надо. Не то чтобы я что‐то знал об этом.

Если бы на этих детях не было защитных шлемов, защищающих их лица, Ноа бы уже выбил Конопатому несколько зубов.

– Эй, – кричит один из парней веснушчатому, который стоит в нескольких ярдах от него. – Ты видел, что Энди сегодня надела форму, в которой ее задница выглядит просто потрясающе?

Конопатый с энтузиазмом кивает.

– Конечно, видел. Нужно быть слепым, чтобы не заметить эту…

Его слова обрываются, когда