Когда замуж, Инка? - Лиззи Дамилула Блэкберн Страница 17

– Мама!.. – повторяет Кеми, подчеркивая интонацией, что это унизительный разговор.

Я качаю головой.

– Думай что хочешь, мама. Знаю, тебе не нравится моя прическа. – Я возвращаю фотографию на место, не обращая внимания на виноватое выражение лица Кеми. И тут я кое-что замечаю. – Что я вижу? – Я со сладкой улыбочкой беру старую фотографию родителей. У папы на ней внушительная шевелюра «афро», у мамы тоже что-то в этом роде.

– Разве это длинные волосы? – Я ехидно сую фотографию ей под нос.

– Брось! – Мама машет рукой. – Тогда была такая мода.

– Между прочим, вы тогда еще не были женаты! – кричу я. Кеми смеется. – По словам тети Дебби, это фотография вашего знакомства. Расскажи, куда он тебя водил? Он нервничал? Мог разговаривать?

Мама отнимает у меня фотографию.

– Слишком много вопросов, Инка. Как придешь, обязательно засыпаешь меня вопросами, как будто ты репортер. – Она ставит фотографию на место и заслонят собой горку.

Вечно она так: не желает разговаривать о папе и вообще о прошлом, вечно затыкает мне рот. Знаю, она бывает суеверной: не любит разговоры о мертвых. Но это другое, это же папа!

– Между прочим, еда почти готова, осталось только приготовить ямс. – Мама утирает лоб, и я решаю поговорить с ней после еды.

– Я накрою на стол, – вызываюсь я.

– Нет, Инка, лучше помоги мне на кухне.

Я поворачиваюсь к Кеми: обычно помощница – она.

– Я тоже могу, – говорит та.

Мама качает головой.

– Скажи мне, Кеми, кто здесь беременная, ты или Инка?

На плите томится красное рагу со шпинатом. Мама льет из чайника кипяток в кастрюлю с ямсовым порошком и сует мне деревянную лопатку.

– Займись ямсом! – командует она.

Ничего себе! Я почти никогда не готовлю нигерийскую еду.

– Чего медлишь? – кричит она. Я подступаю к плите, сжимая лопатку, как туалетный вантуз, и погружаю ее в кастрюлю. «Это то же самое, что картофельное пюре», – подбадриваю я себя.

– Начинай! – командует мама. – Не стой столбом. Для чего тебе руки?

Я приступаю к делу: вращаю лопаткой. Кастрюля так трясется, что я боюсь, как бы она не опрокинулась.

– Не жалей сил! – приговаривает мама, заглядывая мне через плечо. – Ну же, Инка! Разминай хорошенько!

Я послушно ускоряюсь, послушно не жалею сил. Не знаю, откуда они только берутся. Меня уже прошиб пот.

Как ни печально, этого недостаточно.

– Ты такая британка! – Мама отодвигает меня в сторону и сама встает к плите. – Хотела бы я знать, что будет есть твой хуз-банд? Чем ты будешь потчевать своего муженька?

– Готовить буду не только я.

Мама неодобрительно цокает языком.

– Не вздумай кормить его курицей с жареной картошкой!

Мне смешно. В детстве я как раз любила курицу с картошкой. До сих пор позволяю себе баловство – захаживаю в фастфуд «Чикен Коттедж». Согласна, иногда я этим злоупотребляю.

– Дай мне три тарелки. – Мама справляется с ямсом в считаные секунды. То, что только что смахивало на белую кашицу для грудничка, превращается в овальный ком нежнейшего теста.

Я делаю, как мне велено: достаю из буфета три разные тарелки. Мама ставит их на морозильник и кладет на одну горячий ямс.

– Мне совсем немножко, – прошу я.

– Немножко? – передразнивает она меня и кладет мне порцию размером со страусиное яйцо. – Ты совсем тощая, Инка. Тебе надо поправляться. Взгляни на сестру! – Она начинает раскладывать рагу. – Одна ее ягодица больше твоих обеих!

Я со стыдом тяну вниз полы кардигана.

Тарелки полны. Я ставлю их и миску с мыльной водой на поднос.

– Убери ложки! – приказывает мне мама. – Ешь руками! Нава о![10] Ты такая британка!

Что поделать, если ты родила меня здесь…

Я собираюсь нести поднос в гостиную, но мама останавливает меня, кладя руку мне на плечо.

– Инка, – обращается она ко мне чуть слышно, – не хочу на тебя давить, но, Бога ради, обдумай предложение тети Функе, не упирайся! Абег[11], приходи завтра в мою церковь. – Она выглядит такой отчаявшейся, что мне становится смешно.

– Приду, – отвечаю я беззаботным тоном. Это по крайней мере спасает меня от долгого разговора. – Но с одним условием, мама: пусть это останется между нами. Я серьезно! – Я озираюсь. – Кеми тоже не надо об этом знать.

Мама послушно прикладывает палец к губам, потом изображает широкую улыбку.

– Спасибо, – говорю я и отодвигаю служащую дверью расшитую занавеску.

– Господи Иисусе, благодарю Тебя!.. – восклицает моя мать.

Проповедь

Воскресенье

Рейчел создала беседу с рискованным названием «Я выхожу замуж, сцуко!».

Рейчел:

Салют, девчонки, буду рада увидеть

всех вас в пятницу.

Жду не дождусь провести мой

особенный день с вами.

Как вы знаете, осталось всего

ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ!

Столько всего надо успеть

Срочно устраиваю предварительную

встречу с невестой

Ждите сообщений

Ола:

Уже заждалась!

Твоя свадьба – это будет нечто!

Звоните мне, если что

потребуется

Нана:

Ура, не стесняйся, брайдзилла[12]

Я поняла, что надо замьютить эту беседу

Автокоррекция: Это У ТЕБЯ осталось всего шесть месяцев

Ржунимагу

Инка:

Нана, ты меня рассмешила

Не дрейфь, Рейч.

Мы с тобой

Мы поем хвалу Иисусу. Спасибо, Господи. Мы поем хвалу Иисусу. Спасибо, Господи.

Кажется, паства часами распевает одно и то же, потом хор постепенно стихает, песнопение завершается.

– Поаплодируем им. – Пастор Адекейе подходит к кафедре.

Под аплодисменты паствы хор покидает сцену.

Мне не верится, что я здесь, в церкви Всеобщего Радушия, по прошествии невесть скольких лет. С другой стороны, именно здесь меня ждет встреча с тем, кого я назначила своим бойфрендом. Утром, приняв душ, я перебрала свой унылый гардероб, кое-что примерила, сделала несколько селфи, чтобы легче было принять решение. В итоге польстилась на красочность и выбрала водолазку цвета фуксии и узкие джинсы-варенки.

Перебирая свои фотографии, я слабо надеюсь на то, что он не заметит, какой у меня плоский зад.

– Повторяйте за мной! – От голоса пастора Адекейе я подпрыгиваю и упираюсь взглядом в экран проектора. Пастор – харизматический персонаж, щеголяющий в ботинках из крокодиловой кожи.

Словно готовясь к торжественной речи, он одергивает свой блейзер и грохочет:

– Это мой год!

– Это мой год! – вторит ему паства.

Пастор