Сердце Аделаиды - Хлоя Делом Страница 17

У августа покалывает в боку. Мартен взял паузу, у него нет ни малейшего представления о следующем проекте, он хочет не спешить и как следует отдохнуть. Вечера повторяют один другой – сериалы и диван. Аделаиду больше не занимают стимуляторы и сладострастие. Она ловит себя на мысли, что ей не терпится выйти на новую работу, переизбыток развлечений ее утомил. Беранжер неумолима: она сама не знает, чего хочет. Гермелина настаивает на своем: в конце концов он окажется обычным пустозвоном. Клотильда не вмешивается, она хочет оставить себе кошку. Жюдит спрашивает у Франсуа, нет ли у него холостых приятелей.

Аделаида уже ничего не понимает. Мартен читает в гостиной, Аделаиде скучно, она хочет вернуться к себе. Мартен ее не удерживает. В метро ее сердце кровоточит, заливая грудь и оставляя на платье коричневатые разводы. Она заезжает к Клотильде забрать Погибель. Она говорит: «Я не понимаю, все становится сложно». Клотильда советует ей поехать на три дня на природу, чтобы помедитировать на шабаше ковена у одной знакомой ведьмы. Она устраивает его в большом доме посреди леса под Бордо, там есть комната для гостей. Аделаида колеблется, но в итоге решает остаться дома с Погибелью. Клотильда не настаивает, она знает, что так будет лучше. У нее есть и своя кошка, Клотильде хватит и ее.

У Мартена эмоциональные всплески сменяются моментами отстраненности и ухода в себя, что чем-то напоминает, думает Аделаида, его эректильное поведение. Она размышляет, не может ли Мартен оказаться невротиком с головы до кончика члена. Он говорит, что думает о ней просто постоянно, но никогда не звонит, на ее письма отвечает половиной строчки, делает комплименты, чтобы в следующую секунду сразить нелепым вопросом о цвете кругов у нее под глазами или складках на шее, которые кажутся ему странными, глубокими, как если бы при рождении пуповина обмоталась ей вокруг шеи. Аделаида думает, что Мартен чокнутый. Будучи в значительной мере такой же, она принимает условия сделки. Но все больше злится на себя за то, что запорола просьбу к богиням.

Август наконец испускает последний вздох. Аделаида переслушивает свой прошлогодний плейлист, тот, что назывался New Life, вновь прокручивает в голове те кадры, прекрасно помня ощущение внутреннего головокружения. Еще она думает, как там Владимир, она так давно его не видела, его лицо изменилось, черты немного размылись. Этим вечером Аделаида чувствует себя очень сильной, собранной, обновленной. У нее есть парень, пусть и с определенными дисфункциями, но он все равно ей нравится. И главное, завтра утром она приступает к новой работе в издательстве «Шалтай-Болтай».

Как обычно[31]

Сентябрь предстает в радужном свете, в издательстве «Шалтай-Болтай» начало литературного сезона не столь травматично, как в «Давиде Сешаре». Бывает, они иногда получают какую-нибудь премию – Декабрь, Веплер или даже Медичи, – но в целом тут спокойно, никто не точит клинки в преддверии битвы. Катрин и Фабьен знают, что у них качественный каталог, они защищают литературу, живут исключительно ради книг, не вылезают из рукописей, слушают исключительно France Culture и читают только определенную специализированную и независимую прессу, которая всегда их поддерживает. Задача Аделаиды – сделать из «Шалтая-Болтая» не только замечательное, но и заметное издательство.

В этом сезоне выходят три книги. Две переводные: «Закат, день славы» румынского писателя Корнелиу Попеску, претендующего на Нобелевскую премию, и «Уши, полные мух» аргентинской романистки Терезы Флор Бьянчи; и одна французская – «Моя голова в разгар зимы», второй роман юного Бастьена Мерло, настоящая жемчужина стиля, рассказ о тяжелой депрессии. На Аделаиду он произвел сильное впечатление, и она намерена обеспечить ему признание, для нее это становится делом личным. Она узнала в этом романе себя и чувствует, что он затрагивает нечто общечеловеческое.

Аделаида сообразительна, в середине сентября проходит новый фестиваль под названием «Радость чтения». Его цель – популяризировать новый литературный сезон среди широкой публики. Аделаиде удалось включить в программу Бастьена. Ему тридцать, он скромен, неприметен и сидит на антидепрессантах. Он работает на полставки учителем рисования в пригородной школе. Это не первый его салон, и, вероятно, именно поэтому он отказывается идти. Аделаида очень удивлена и в глубине души немного оскорблена. Ей придется уговаривать его три дня и лично забрать из дома. Она дождется, пока они сядут в поезд, чтобы сообщить программу: чтения в зале В, встреча в шатре, раздача автографов на стенде книжного магазина, общий ужин в 20 часов. Она взяла с собой упаковку бромазепама.

Динамики трещат, микрофон перегружен. Бастьен, стоя на маленькой сцене, читает отрывки из «Моей головы в разгар зимы». Его голос звучит монотонно и неуверенно. Каждая произнесенная строчка воскрешает в нем муки пережитого. И главное, ему кажется, что он ведет себя крайне непристойно, он, всегда такой сдержанный и скрытный, вдруг изливает душу совершенно незнакомым людям. Ему стыдно, и этот стыд вдруг выгрызает ему внутренности. В теле Бастьена все рушится. Он продолжает читать, сам не понимая как, и удивляется этому чуду: все происходящее уже не в его власти. Его глаза считывают предложения, рот их произносит. Сам он стоит в стороне, в стороне от своего тела, как если бы стыд заполнил его целиком и вытолкнул его душу наружу.

Немногочисленная публика покладисто сидит, некоторые, кажется, внимательно слушают, одна пожилая дама что-то записывает, другая размеренно кивает. Недалеко проходит центральная аллея, она кишит праздношатающимися зеваками и детскими колясками. Когда Бастьен Мерло произносит слово «суицид», две молодые женщины с шумом поднимаются. Они хихикают и говорят: «Блин, что за унылое занудство». Аделаида ничего не может сделать, Бастьен совершенно выбит из колеи. Он запинается на простейших словах, повторяется, пропускает строчку, пьет воду дрожащими руками и очень хочет умереть. Наконец объявление о неправильно припаркованном Renault Scénic положит конец его страданиям.

Аделаида пытается подбодрить Бастьена, он отлично справился, условия тяжелые, и она собирается жаловаться организаторам. У них не остается времени, чтобы перевести дух в маленьком буфете, но они по-братски делят таблетку бромазепама. Аделаида отводит Бастьена в загон для автографов. Диспозиция неизменна: автор сидит, зажатый столом, и ждет клиентов, одновременно страшась их появления. Писатель оказывается заложником ситуации, сидя лицом к стоящим перед ним людям. Немного как в школе, он может только слушать. Чем менее автор известен, тем больше ему приходится слушать. Люди подходят к нему просто убить время или отыграться на ком-то за свою несчастную жизнь. Так, Бастьен слышит: «У вашего соседа полно народу, а вы ничего не продаете, возьму у вас одну, совершу благое дело». Или: «Ваша книга какая-то безрадостная, и читать-то не хочется». Или еще: «И сколько вы получаете с книги? Вот вам два евро, книгу оставьте себе».

Аделаида подбирает Бастьена в критическом состоянии, что ее совершенно не устраивает, потому что через пятнадцать минут начинается круглый стол под названием «От недугов к словам». Под языком Бастьена тает таблетка бромазепама. Он выступает вместе с Кларой Штайн, молодой актрисой с биполярным расстройством, которая в своей четырехсотстраничной автобиографии «Шизолэнд» с юмором рассказывает о том, как ее поместили в психушку. Модератор ею абсолютно очарован, Клара же находится в маниакальной фазе, что делает ее особенно разговорчивой. Бастьен отвечает «да» или «нет» и не испытывает особого желания пересказывать свою книгу. Особенно главу, где он прыгает в Сену.

Аделаида предлагает Бастьену печенья и горячий кофе. Она смотрит на него с сочувствием, от его страданий у нее сжимается грудь. Она мягко возвращает его в загон, но там царит мертвый штиль, тогда она отводит его в отель передохнуть и через какое-то время забирает на ужин. Ужин проходит в ресторане, участников много, большинство столов в зале рассчитано на шесть человек. Аделаида и Бастьен подсаживаются к четырем другим гостям: трем состоявшимся авторам и пиар-менеджеру. Разговор идет о литературных премиях, прошлогодних и грядущих. Бастьен в агонии, но поскольку он принял ударную дозу бромазепама, внешне он безмятежен. Он повторяет Аделаиде: «Ну вот, все закончилось, теперь все хорошо». Ей тоже хочется так думать. Пиар-менеджер выглядит приятным, а Бастьен – спокойным, Аделаида надеется: Хоть поужинать спокойно смогу.

Подают закуски, приносят четвертый кувшин белого. Аделаида болтает с пиар-менеджером, обсуждают издательства, свой профессиональный путь. Перемывают косточки «Давиду Сешару», где главная новинка сезона – посмертно опубликованная переписка Джонни Холлидея. Писатели обсуждают жюри, которое давно не обновляется. В желудке Бастьена креветки