Безумная ночь - Лиз Карлайл Страница 17

шторы на окнах пропахли дымом сигар, вдоль стены стоял стол красного дерева длиной не менее восьми футов, сверкающая поверхность которого была уставлена хрустальными графинами со всеми известными человечеству сортами виски. Многочисленные шкафчики заполняли ночные вазы, карты, игральные кости и тому подобные вещи. Маркиз, увы, не был святым.

Как и остальные помещения дома, библиотеку украшали бесценные предметы искусства: греческие скульптуры, тончайший фарфор и вазы времен полудюжины китайских династий, которые тщательно собирались его бывшим камердинером Раннока Кемблом, жеманным и очень разборчивым, обладавшим вкусом смотрителя музея и стремившимся облагородить мещанский вкус своего хозяина. Раннок, который так и не сумел отделаться от резкого шотландского акцента, не трудился запоминать их названия, а именовал все это попросту безделушками. Кембл давно уже стал скорее другом, чем слугой, но выбранные им «безделушки» остались, потому что они нравились леди Раннок, которая даже умела правильно произносить их названия.

Однако сегодня маркиза не видела ни прелести расцветающей природы, ни красоты предметов искусства, со вкусом подобранных мистером Кемблом, поскольку принесла печальную весть, а потому, собравшись с духом, выложила ее сразу.

Лорд Раннок судорожно сглотнул воздух, решив, что она, должно быть, сошла с ума, и воскликнул так, что задрожали оконные стекла:

– Фредди… что?! Господь всемогущий, Эви! Скажи, что я ослышался!

Но его жене не нужно было повторять сказанное. Слово «обесчещена» повисло в воздухе, словно красная тряпка перед несущимся вперед быком.

– Мне так жаль! – прошептала маркиза, едва не плача. – И Фредерика, конечно, ужасно переживает.

Раннок поднялся из-за стола, тяжелой поступью подошел к окну и заявил, стукнув кулаком по оконной раме:

– Это я во всем виноват. Их с Майклом нам следовало забрать в Шотландию.

Эви заметила, как у мужа задрожала челюсть, и тоже подошла к окну.

– Нет, это моя вина. Но кузен уже граф и почти достиг совершеннолетия, а что касается Фредди… – Она немного помедлила. – Ей так хотелось увидеть Джонни, когда возвратится. Я не смогла отказать ей.

Ее руки обхватили талию мужа, и она зарылась лицом в его шейный платок. Раннок потрепал ее по плечу и, вздохнув, печально, но спокойно сказал:

– Ну что ж, как видно, она хорошо его встретила. А теперь ей придется расплачиваться.

– Ах, Эллиот, – прошептала Эви, уткнувшись в шелк его жилета, – ты не понимаешь.

– Любовь моя, все кончится благополучно. Эллоуз, конечно, еще молокосос, причем самонадеянный, но молодым людям это свойственно, не так ли? – Раннок погладил жену по голове. – И он выполнит свой долг перед Фредди, или я потребую назвать причину отказа.

– Все не так просто, – прошептала Эви. – Это не Эллоуз.

– Не Эллоуз?

Наконец-то он заметил ужас в голосе жены, и у него кровь застыла в жилах и чуть не остановилось сердце. Кто-то – причем не тот, за кого она надеялась выйти замуж, – обесчестил его милую маленькую Фредди? Кто мог осмелиться? Тихую скромную девочку, которой он отдавал предпочтение перед всеми остальными детьми, соблазнили? Или еще того хуже?

От первого предположения у него закружилась голова. От второго он пришел в бешенство. Под крышей его дома затаился предатель! Им овладела единственная мысль: узнать его имя. Он должен умереть!

Ему вдруг вспомнилось прошлое, когда Фредерика была еще маленькой девочкой и вся состояла из ножек, как у жеребенка, да больших карих глаз. Как самую маленькую из всего выводка, ее частенько поддразнивали, и он неожиданно стал ее защитником. Она нередко тоже оказывала ему помощь. Они сразу подружились. Да и не удивительно, что он проникся нежностью к ребенку, не знавшему ни матери, ни отца. А теперь кто-то – кто, видимо, совсем не дорожил собственной жизнью – осмелился к ней прикоснуться!

Он взял жену за плечи и, стараясь не причинить боль, тихо спросил:

– Эви, кто это сделал?

Глаза ее опять наполнились слезами, и с горечью она произнесла:

– Фредди говорит, что это Бентли Ратледж, почтенный мистер Рэндольф Бентли Ратледж. Значит, придется заказывать оповещение и радушно встречать его как нового члена семьи?

– Ратледж?! – взревел маркиз. – Ратледж? – Кровь бросилась ему в голову, и он так дернул за сонетку, что чуть не выдрал ее из стены. – Да я скорее приглашу его на собственные похороны!

– Думаю, все не так просто, Эллиот! – услышал он голос Эви.

Раннок сердито оглянулся:

– Хотел бы я знать, кто посмеет меня остановить!

Прижав пальцы к виску, как будто и у нее болезненно пульсировала кровь, жена лишь покачала головой:

– Фредерика. Она говорит, что… Ох, Эллиот, она беременна.

На какое-то время воцарилось гробовое молчание.

– Будь он проклят! – взревел наконец маркиз так, что эхо загуляло по всему дому, а пальцы тем временем схватили за шею уникальный бюст Георга II работы Чаффера и, без малейших усилий подняв его, швырнули в окно. Во все стороны разлетелись осколки оконного стекла и обломки деревянной рамы, а кусочки бесценного фарфора дождем осыпали шторы и запрыгали по полу. Нос, который никогда не был украшением физиономии Георга, скатился по подоконнику на паркетный пол. За окном на какое-то время замолчали даже птицы.

Эви, глядя на этот разгром, лишь тихо охнула, а Эллиот продолжал бушевать, так что дребезжали графины на столе.

– Будь он проклят, сукин сын! Я ему кишки выпущу, горло перережу! Отрублю голову и выставлю на Тауэрском мосту! Да я!..

В этот момент открылась дверь, и Маклауд, дворецкий, невозмутимо поинтересовался:

– Вы звонили, милорд? Чего желаете?

Раннок повернулся как ужаленный и прорычал:

– Коня мне, мой нож, кнут! Сию же минуту!

Маклауд едва заметно приподнял брови и уточнил:

– Да, милорд. Именно кнут, не плетку?

– Да, кнут, черт бы тебя побрал!

Маклауд, даже не изменившись в лице, поклонился и вышел, закрыв за собой дверь.

Эви положила руку мужу на плечо и мягко произнесла:

– Эллиот, успокойся. Ничего не надо предпринимать. Ведь мы даже не знаем, где сейчас Ратледж. И о Фредди ты должен подумать… Если разразится скандал, пойдут сплетни, и пострадают все. К тому же ребенок…

– Ребенок?

Маркиз прикоснулся дрожащими пальцами ко лбу. У Фредди будет ребенок? Господь милосердный! У него это в голове не укладывалось. Эллиот полной грудью вдохнул холодный воздух, проникавший через разбитое окно, и усилием воли остановил бушевавшую в нем ярость. Мало-помалу шум в ушах затих, и комната перестала кружиться перед глазами.

– Что ж, ладно. Пусть сначала женится на ней, а потом я его убью.

Эви улыбнулась и, поглаживая мужа по плечу, подвела его к креслу у потухшего камина, а когда он сел и немного успокоился, нежно проговорила:

– Послушай меня, любовь моя. Мы не