Преследуя Аделин - Х. Д. Карлтон Страница 2

Мне всегда было непонятно напряжение между ними, но когда я стала старше и начала понимать мамину язвительность и ее завуалированные оскорбления в том смысле, в котором она их употребляла, все стало ясно.

У бабушки был позитивный, светлый взгляд на жизнь, она смотрела на мир сквозь розовые очки. Она всегда улыбалась и напевала, в то время как на маме словно лежит проклятье – вечно угрюма и смотрит на жизнь так, будто ее очки разбились в тот момент, когда ее вытащили из бабушкиного влагалища. Понятия не имею, почему ее личность так и осталась на стадии дикобраза – колючей стервой ее не воспитывали.

Когда я была ребенком, дом моих родителей находился всего в паре километров от поместья Парсонс. Мать едва терпела меня, а потому большую часть своего детства я провела там. Когда я уехала в колледж, мама переехала за город, добираться оттуда до особняка на машине час. Потом я бросила колледж и переехала к ней – до тех пор, пока не встала на ноги и моя писательская карьера не пошла в гору.

Тогда я решила попутешествовать по стране, и так и не осела на одном месте.

Бабушка умерла около года назад, завещав мне дом, однако поселиться в поместье Парсонс мне мешало мое горе. До сего момента.

Мама снова вздыхает в трубку.

– Я просто хочу, чтобы у тебя было чуть больше амбиций в жизни вместо того, чтобы застрять в городишке, в котором ты выросла, милая. Сделай что-то большее в своей жизни, не прозябай в этом доме, как твоя бабушка. Я не хочу, чтобы ты стала такой же никчемной, какой была она.

На моем лице появляется оскал, мою грудь разрывает ярость.

– Эй, мам?

– Да?

– Пошла ты.

Я вешаю трубку, со злостью тыкая пальцем в экран, пока не слышу сигнал об окончании звонка.

Как она смеет так говорить о своей собственной матери, которая любила и лелеяла ее? Бабушка уж точно не относилась к ней так, как она относится ко мне.

Понимаю, что поступаю со своей матерью точно так же, как и она, мелодраматически вздыхаю и поворачиваюсь, чтобы взглянуть в боковое стекло. Дом, пробивая верхушкой мрачные тучи, возвышается и нависает над лесистой местностью, словно предупреждая: бойся меня. Оглянувшись через плечо, вижу, что густые заросли деревьев сзади выглядят ничуть не заманчивее – их тени выползают из зарослей с выпущенными наготове когтями.

Я дрожу, наслаждаясь зловещим напряжением, исходящим от этого небольшого кусочка утеса. Он выглядит точно так же, как и в моем детстве, и я испытываю не меньший восторг, заглядывая в эту бесконечную черноту.

Поместье Парсонс расположено на склоне утеса с видом на залив, а подъездная дорога к нему длиной в полтора километра тянется через сплошной густой лес. Он изолирует дом от остального мира и создает ощущение, что здесь ты действительно один.

Иногда мне кажется, что я нахожусь на какой-то другой планете, оторванная от цивилизации. Атмосфера тут угрожающая и печальная.

И мне чертовски это нравится.

Дом уже начал разрушаться, однако его можно привести в порядок, и он снова будет выглядеть как новый, если приложить немного усилий. По стенам поместья со всех сторон ползут лианы, поднимающиеся к горгульям, расположившимся на крыше по обе ее стороны. Черная обшивка выцветает, становится серой и начинает отслаиваться, а черная краска вокруг окон скалывается, подобно дешевому лаку для ногтей. А еще мне придется нанять кого-нибудь, чтобы подправить просторное крыльцо, поскольку с одной стороны оно начало провисать.

И давно пора подстричь газон: трава уже почти с меня ростом, поляна перед домом в полтора гектара практически полностью заросла сорняками. Наверняка с тех пор, как ее в последний раз стригли, здесь счастливо обосновалось немало змей.

Бабушка обычно компенсировала мрачный пейзаж поместья красочными цветами во время весеннего сезона: гиацинтами, примулами, виолами и рододендроном.

А осенью по периметру дома распускались подсолнухи, ярко-желтые и оранжевые лепестки которых прекрасно контрастировали с черными стенами.

Я могу снова разбить сад перед домом, когда наступит подходящее время года. На этот раз я посажу клубнику, салат и травы.

Углубляюсь в эти размышления, когда мой взгляд улавливает какое-то движение сверху. Это развеваются занавески в одиноком окне под самой крышей поместья.

На чердаке.

Насколько я знаю, сквозняка там быть не может, поэтому ничто не могло сдвинуть эти занавески, и все же я уверена в том, что вижу.

На фоне надвигающейся бури поместье Парсонс выглядит словно кадр из фильма ужасов. Я закусываю нижнюю губу, не в силах сдержать улыбку, появляющуюся на моем лице.

Мне это нравится.

Я не могу объяснить почему, но мне очень нравится.

К черту то, что сказала моя мать. Я буду жить здесь. Я – преуспевающая писательница, и могу жить где угодно. И что такого, если я решу жить в месте, которое много для меня значит? Если я останусь в своем родном городе, это не сделает меня ничтожеством. Со своими литературными турами и конференциями я часто заезжаю в самые разные места; то, что я поселюсь в этом доме, ничего не изменит. Я знаю, чего хочу, и мне плевать, что об этом думают другие.

Особенно моя дражайшая мамочка.

Тучи зевают, и из их уст льет дождь. Я хватаю сумочку и выхожу из машины, вдыхая свежий запах дождя. В считанные секунды из легкой мороси он превращается в ливень. Я взбегаю по ступенькам крыльца и стряхиваю капли воды с рук и тела, словно мокрая собака.

Я люблю грозы – просто не люблю в них находиться, предпочитая уютно устроиться под одеялом с кружкой чая и книгой и слушать, как стучит дождь снаружи.

Вставляю ключ в замок и поворачиваю его. Однако он застревает, не поддаваясь больше ни на миллиметр. И я дергаю его, пока механизм наконец не проворачивается, и у меня не получается отпереть дверь.

Похоже, придется починить и это.

Открываю дверь, меня обдает леденящей прохладой. Вздрагиваю от сочетания холодного дождя, капли которого все еще покрывают мою кожу, и зябкого, спертого воздуха. В доме царит полумрак; в окна пробивается угасающий тусклый свет солнца, которое постепенно скрывается за серыми грозовыми тучами.

Кажется, начать рассказ мне следовало бы со слов: «Стояла темная грозовая ночь…»

Поднимаю взгляд