Не его Золотая девушка - Рейчел Джонас Страница 2

Ненавижу, что она заставляет меня улыбнуться. Как будто я этого не заслужила. Словно все, чем я сейчас должна заниматься, – это корить себя за полнейшую глупость. До этого момента я прекрасно себя чувствовала, утопая в жалости к себе.

«Справлюсь, – обещаю ей я. – Мне просто нужна минутка, чтобы голову проветрить».

«Справедливо, но позвони мне, как только почувствуешь себя в состоянии».

«Конечно».

Кровать Рикки снова скрипит, и я, закрывая переписку, поворачиваясь к нему лицом. Он сложил руки за головой и смотрит в потолок. Его движения челюстью приводят меня к мысли, что он злится. С тех самых пор, как приехал за мной. Он вмешался, чтобы спасти меня от перешептываний, тыканья пальцем, смеха за спиной, однако от меня не ускользнуло, что просмотр этого видео на него повлиял несколько иначе, чем на остальных.

Когда-то давно я принадлежала ему. Вот почему я знаю, что он яростный защитник. Однажды он сломал нос парню за то, что тот исподтишка лапал меня на вечеринке. У Рикки взрывной темперамент, такой, какой редко встретишь; я готова поспорить, что всю дорогу до стадиона он был красным как рак. Возможно, отчасти потому, что было задето его самолюбие – я была с кем-то другим. Но дело не только в этом. Рикки не плевать, а еще он знает, что мне больно.

На это раз все намного хуже.

Раздается звонок его телефона, и Рикки впивается взглядом в экран. За сегодняшний вечер проклятый мобильник звонил раз пятьдесят. Мне даже угадывать не нужно, кто ему названивает.

– Прости, что выдернула тебя. Пол, наверное, разозлился, что ты ушел, – тихо говорю я.

Я вижу его силуэт, очерченный бледным флуоресцентным светом, льющимся из фонаря за окном комнаты.

– Все в порядке. Я просто кое-что не доделал, и теперь он меня достает. Дел было… невпроворот.

Ох уж эти его дела.

Знаю я, какие это дела. У меня от них сердце замирает. Он стал чаще бывать на улицах, выполняя приказы своего дядюшки, подвергая себя риску. Я поняла это, когда Рикки снял футболку, прежде чем пойти принять душ прошлой ночью. За пояс джинсов был засунут пистолет, а на спине красовалась новая татуха. Череп, сжимающий в зубах окровавленную розу, – благодаря цветам и оригинальному эскизу, рисунок показался мне одновременно и красивым, и трагичным. Над ним виднелись слова, которые я уже слышала раньше.

«Justicia en la vida. Justicia en la muerte».

Справедливость в жизни. Справедливость в смерти. Принцип, которого придерживаются те, кто замешан в «бизнесе» семьи Пола.

Больно видеть эти слова, навеки запечатленными на коже Рикки. С тех пор, как мы расстались, он еще глубже завяз во всем этом дерьме. Ему будет намного труднее выбраться, если для членов семьи это вообще возможно.

Я решаю не говорить о его дяде, ведь это непременно приведет к ссоре. У меня нет на это сил. Поэтому я просто лежу, неподвижно и тихо, пытаясь убедить себя в том, что кошмар, в котором я живу, нереален.

Майк не заядлый алкоголик.

Мама не сбежала и не забыла о нас со Скарлетт.

Хантер не в тюрьме.

Рикки не пошел по плохой дорожке.

А я только что не запутала свою жизнь еще больше.

Когда же я проснусь? Когда закончится этот дурной сон?

– Этого не случится.

Я поражаюсь, когда Рикки произносит эти три слова, как бы отвечая на невысказанный вопрос. Затем я понимаю, что он разговаривает по телефону.

– Я и с первого раза понял. Говорил же, не о чем переживать.

Прежде чем я успеваю уловить суть разговора, он заканчивается.

– Снова Пол? – спрашиваю.

Раздается долгий вздох, а затем Рикки отвечает:

– Кто ж еще?

На секунду меня охватывает чувство вины. В конце концов, Рикки бросил все, чтобы быть здесь со мной. Но потом я вспоминаю, от чего я его оторвала, и мне больше не так совестно. По крайней мере, пока он здесь, я знаю, что он в безопасности.

Молчание между нами затягивается, но дискомфорта не вызывает. Хотя мне все же любопытно, что писали в интернете, пока я не была приклеена к телефону в последние несколько минут.

И как раз перед тем, как я сдалась и потянулась проверить…

– Мы не поговорили об этом, – произносит Рикки.

Требуется всего секунда, чтобы понять: он имеет в виду видео и все, что за ним последовало.

– Говорить особо не о чем. Я пошла против своего внутреннего чувства, потеряла бдительность, теперь вот расплачиваюсь за это. Просто и ясно, – отвечаю я.

Я вижу, как он без всякого выражения рассматривает текстурную штукатурку на потолке.

– В прошлый раз, когда это всплыло, ты сказала, что у вас с ним ничего нет. Полагаю, ты передумала, – решительно, но вовсе не осуждающе говорит он.

Какого-то четкого способа объяснить это не существует, но я точно знаю одно – я облажалась. По-крупному. Нужно было быть умнее, догадаться.

Так что я отвечаю, руководствуясь этими умозаключениями:

– Уэст стал ошибкой, которая с самого первого дня ждала своего часа. Теперь мне ясно, от чего вселенная пыталась меня защитить, но я была глупа и не послушалась.

– Ты не глупа. Все рано или поздно вляпываются в какое-то дерьмо, а потом жалеют.

Я на сто процентов согласна с этим утверждением. Только вот я совершила слишком много ошибок, которых запросто можно было бы избежать, если бы не моя наследственная импульсивность.

Спасибо, мам.

– Знаешь, не могу перестать думать о том, как позволила ему проникнуть себе в голову, – признаюсь я. – После всего, что он сделал, я все равно впустила его.

Уже тот факт, что я просто произношу эти слова, разжигает внутри меня дикий огонь. Впрочем, наружу он пока не вырывается – мне удается справиться с собой.

Я выступала в роли словесной боксерской груши для Уэста в течение нескольких месяцев, придерживала язык, поскольку боялась последствий, с которыми столкнусь, если перейду черту. Затем я каким-то образом позволила Золотому мальчику убедить меня, что он обычный человек. Я даже поверила, что в груди этого любителя доминировать бьется настоящее ранимое сердце.

Какая же я тупица.

– Я хочу, чтобы он страдал. Так, как страдаю я.

Мне становится не по себе от звука собственного голоса. Не знаю, откуда взялась эта жестокость. Будто все скрытые эмоции наконец воплотились в слова.

Я чувствую, как взгляд Рикки снова останавливается на мне, и тяжело