Последнее письмо из Греции - Эмма Коуэлл Страница 20

В этом заключаются и прошлые ошибки: я слишком доверчива. Но в нынешней ситуации опасно только одно – моя физическая реакция, тем более сидит Тео так близко, без сомнения, подпитывая фантазию сплетниц, которые заполнят пробелы новыми сценариями.

– А где Селена? Она пришла с вами? – спрашиваю я, тактично напоминая ему: он занят, и мне это известно.

– Она может прийти после работы, а может и нет, – хмурится он, вытянув ноги на траве и опираясь на локоть, поворачивается ко мне всем телом. – А как вам Метони?

– Здесь так красиво. Как раз то, что мне нужно, чтобы сбежать.

– Сбежать? От чего вы бежите?

Он смотрит на меня обволакивающим взглядом. Его легкая, игривая улыбка напоминает о вчерашнем дне на пляже, как будто все встало на свои места. Я не могу отвести от него глаз.

– Мне нужно уединиться. Умер близкий мне человек, и я пытаюсь найти… кое-что. Укрытие, наверное.

Я не хочу вдаваться в подробности и намеренно говорю загадками, но и этого достаточно, чтобы он забеспокоился и улыбка исчезла.

– Мне очень жаль.

Его слова полны искренности, они нежно обнимают сердце.

– Тяжело, когда уходит любимый человек. Словно вся жизнь рушится, все меняется.

Он смотрит на руки и бутылку пива. Интересно, о ком он говорит? О Селене? Но они еще вместе. Не хочу давить на него, умолкаю, пусть решает, продолжать или нет. Его внезапная печаль очевидна. Царапая этикетку на бутылке, он наблюдает, как музыканты меняются местами и кто-то новый начинает играть. Затаив дыхание, жду, может, он скажет, о чем грустит. Я чувствую, как его печаль перекликается с моей. В конце концов он поворачивается ко мне, его глаза полны невысказанной боли. Он прерывает молчание, отхлебывая пиво.

– Сколько вы здесь пробудете?

Тема его личных неприятностей закрыта, но мне интересно, что за этим стоит. Что он скрывает?

– Три недели. Ну меньше, так как три дня уже прошло. Я пытаюсь разыскать картину, которая вроде как утеряна, она для меня много значит. Но пока ничуть не продвинулась в поисках. Вчера еж вмешался, а сегодня все закрыто. Вряд ли вы знакомы с кем-нибудь из мира искусства?

Он машинально выпячивает губы, обдумывая вопрос. Я не могу сдержаться и смотрю на его рот, воображая, как его губы прижимаются к моим. Нет, надо это прекратить. Меня влечет к нему неведомой силой.

Запретный плод.

Он с улыбкой поворачивается ко мне.

– Есть у меня в Афинах один знакомый. Никос. Может, что-то посоветует. Хотите, позвоню ему и дам ваш номер телефона.

– Замечательно. Хоть я вроде и отдыхаю, мне хочется найти эту картину.

То ли вино ударяет в голову, то ли я пьяна от присутствия Тео, только я запинаюсь.

– А еще нужно перепробовать блюда, которые готовит Кристина, и научиться их готовить!

– Вы любите готовить?

– Это моя профессия. В Лондоне у меня ресторанный бизнес. Зарабатываю на жизнь любимым делом. Короче, мне можно только позавидовать.

– Может, принести вам рыбы из моего улова, и вы что-нибудь приготовите.

– Хорошая мысль.

Я сдерживаюсь, не желая его обнадеживать.

– Только если вы не возражаете и это не в тягость.

– Да ну, какая тягость. Мне это нравится. Может, приготовите и устроим обед.

Опять этот взгляд. Словно телепатия, мысленный разговор. Он без слов понимает мою сердечную боль, я – его. Он вручает мне свой телефон, где заносит меня в список контактов. Я вижу свое имя, написанное греческими буквами, и дрожу от желания, словно он приглашает меня в свой мир.

– Напишите мне свой телефон, чтобы я передал его Никосу в Афины. Он занимается искусством.

Я оставляю номер телефона, и Тео посылает мне сообщение, чтобы у меня был его номер.

Наше общение прерывает женский голос, исполняющий красивую песню. Это Селена. Сколько же она за нами наблюдает? Со стороны, наверное, кажется, что я заигрываю с ее дружком. Чувствуя себя виноватой, я возвращаю Тео телефон.

– Zília mou, zília mou…

Мы оба очарованы. О чем бы она ни пела, это настоящая борьба. В коротком белом платье, бесформенном на худеньком теле, она похожа на нимфу, ее глаза сверкают в ночи.

– Какой красивый голос.

– Да.

Тео нежно смотрит на нее, пока мы слушаем музыку.

– Всегда поет. Это известная греческая песня.

– Что там за слова? – спрашиваю я.

– Песня про ревность и любовь, значит что-то вроде…

Он ближе наклоняется ко мне и вкратце переводит:

– «Ревность, с тобой мое сердце живет. Говорит со мной, но уходит, когда ко мне приходит он. Втайне я плачу от любви, гордости и ревности».

Он пересказывает песню на слегка ломаном английском, не совсем передавая смысл, но мне все равно. Его акцент завораживает. Я наблюдаю за тем, как он выговаривает слова, снова представляя, как он поворачивает голову и касается губами моих губ. От этой мысли во мне вспыхивает желание. Но когда до меня доходит смысл песни, я выхожу из транса. Песня явно предназначена для нас. Слова на чужом языке, но чувства понятны. Она предупреждает меня, и я не хочу ей перечить.

После песни я прощаюсь и ухожу, хотя Тео уговаривает меня остаться. А может, опасность исходит от Селены?

Тео пообещал сообщить, что скажет его друг, Никос, который, возможно, поможет мне в поисках картины. И предложил принести свежей рыбки. Насчет последнего я вежливо уклонилась, сказав, что занята, но, может быть, оставим это до следующей недели. Я понимаю, что он чувствует взаимное влечение, возникшее между нами, но витать в облаках бессмысленно. Ничего хорошего из этого не выйдет.

Кристина, которая решила, что я почти ничего не съела, отпустила меня, только нагрузив едой большую одноразовую тарелку, и снова извинилась за Марию. Я заверила ее, что все в порядке, а сама расстроилась. Неужели мама специально привела меня сюда? Перья, стопка фотографий, готовых упасть мне на ноги в гардеробной, и копия пропавшей картины, оставшаяся мне как ключ к разгадке. Трудно понять разницу между тем, за что цепляется ноющее сердце, и настоящим.

Когда я возвращаюсь по холму к дому, внезапный шорох в кустах заставляет меня подпрыгнуть и громко завизжать.

– Эй! Кто там?

Я готова драться или бежать. Ответа нет, но при новом хрусте ветвей я отступаю туда, откуда пришла.

Я здесь совсем одна. Хотя Метони не славится преступлениями, появись тут «опасный незнакомец», как учат детей, помочь мне некому. Кругом темно, и откуда исходит