Дневники Красной Шапочки, или Cказки на ночь для очень плохих девочек - Саша Шу Страница 20

вашу позицию, – ошарашенно смотрит на меня Оливье, и снова словно усмехается Жан-Пьер. – Мы бы с удовольствием продолжили нашу беседу, но, боюсь, у нас не осталось времени, мадмуазель Соболева, – смотрит он на часы. – Мы с вами обязательно свяжемся, – произносит он самую дурацкую и дежурную фразу из всех возможных, пока я собираю свои вещи и выхожу из переговорной. Кислый осадок разочарования от встречи растекается у меня во рту, когда я на выходе в холле отеля встречаю отутюженных и с иголочки одетых директоров одного из крупнейших московских агентств Magma.

– Приятного просмотра, – огрызаюсь я на их лицемерное приветствие и поскорее выхожу в жаркий Стамбул, чтобы наконец-то согреться.

Глава 7

Красивых мужчин быть не должно, а некрасивых не бывает. Бывает только мало цветов и теплое шампанское

– Коко Шанель

Вернувшись в свою гостиницу, я обнаружила в номере мой несчастный заблудившийся чемодан, возвращение которого меня уже не так радовало. Собственно, и все мои тщательно подобранные наряды были уже ни к чему. Уверенная в своём окончательном и бесповоротном позоре перед французскими клиентами с высококалорийным бюджетом, я пыталась придумать, как я буду объяснять сложившуюся ситуацию Артёму, который, конечно же, душка, но если дело касается его денег и его бизнеса, то абсолютно безжалостно выкинет меня на улицу, как тряпичную куклу. У меня до сих пор не было ни одного провального проекта. Ни одного. Именно за это меня ценили и платили зарплату с пятью нулями. Возможно, теперь отношение ко мне может измениться, особенно если французы ещё и мотивируют как-то свой отказ. Так и представляю, как шеф читает от них имейл: «Уважаемый месьё Грач, нам было очень приятно встретиться с представителем агентства FYA мадмуазель Соболевой, которая весьма эмоционально раскрыла нам суть своей концепции. Но, к сожалению, мы приняли решение о сотрудничестве с другой российской компанией». И между строк любой дурак сможет прочесть: «Да, мы приняли решение работать с настоящими профессионалами. В костюмах. Ботинках. И с холодной головой. С чёткими планами и прозрачным графиком проекта».

У меня даже нет настроения отвечать на сообщение от Антона: «Ну что, детка, надеюсь, ты всех порвала сегодня?» Хорошо, что в Турции есть всё, включая мой любимый San Pellegrino, и тихий шёпот его пузырьков в запотевшем стакане обещает мне, что всё рано или поздно успокоится и уляжется само по себе.

Несмотря на провальную поездку, жаркий, солёный и влажный Стамбул раскрывает мне свои объятия, и я не могу пропустить свидание с ним. Мне теперь уже совершенно не важно, во что одеваться, поэтому я натягиваю на себя шорты, а вместо топа беру уже ставший любимым платок с троянской лошадкой, складываю его треугольником, нижний угол которого находится ниже талии, и завязываю два конца на спине, оставляя её открытой. Самолёт в Москву только завтра рано утром, а сейчас меня ждёт мой древний Константинополь.

Я снова перехожу бухту, наблюдая за вечными рыбаками, облепившими ажурную ограду Галатского моста. Зимой, летом, весной – в любое время года они стоят здесь на своих постах, словно несут вахту для туристов, увлечённо фотографирующих человечков с удочками, чтобы потом забивать их снимками ненасытную утробу всех этих интернет-медиа. Я останавливаюсь рядом с одним из рыбаков и пытаюсь рассмотреть его улов. Мужчина приветливо мне улыбается и с гордостью достаёт из ведерка довольно увесистую рыбину:

– Fishing? (англ. «рыбалка» – прим. автора) – спрашивает он меня, и я киваю в ответ.

– How much? – достаю я из сумочки кошелёк.

– Хаир, – отодвигает он в сторону мою руку с протянутой купюрой и даёт мне свободную стоящую рядом удочку.

Я раскатываю между пальцами хлебный мякиш, пока он не превращается в маленький упругий шарик, насаживаю его на крючок и закидываю поплавок как можно дальше от моста. Я решаю про себя: если я поймаю сегодня что-то в зелёных турецких водах, то я смогу загадать любое желание, и оно обязательно исполнится. Поверхность моря стелется золотыми чешуйками солнечных бликов, все мои грустные мысли словно вымылись из головы прохладными струями, тонкими русалочьими волосами вьющимися из-под моста, и я, глядя на маячок поплавка вдали, начинаю потихоньку дремать с открытыми глазами. И тут я ощущаю эту ни с чем не сравнимую тяжесть в руках, когда леска натягивается, а удило пытается выскользнуть из ладоней. Вспоминаю свою детскую рыбалку на Урале, резко подсекаю, и начинаю аккуратно вести свой драгоценный улов на поверхность воды. Осторожно, чтобы не сорвалась, достаю трепыхающуюся, как тревожное сердце, тонкую серебряную ставридку и отпускаю её в стоящее рядом ведро с водой.

Ко мне сразу же подбегает стайка местных кошек, привыкших, видимо, к угощению в конце рабочего дня. Я возвращаю удочку владельцу и загадываю желание. Меня, конечно же, уже успели сфотографировать с моей удачей проходящие мимо зеваки, и теперь и моё фото пополнило всемирную картотеку туристических видов Стамбула.

Сегодня я хочу найти одну кофейню, в которой была однажды много лет назад. Я бреду вдоль трамвайных путей, и по сторонам дороги мне попадаются всё больше сетевые турецкие кондитерские, которые теперь можно встретить по всему миру. И хотя я люблю липкую сладость пахлавы, и фисташковую нугу, и песочное миндальное печенье с орешками – шекерпаре, я хочу найти именно эту семейную пекарную. Уже отчаявшись и решив, что всё в этом мире рано или поздно закрывается, я вдруг натыкаюсь на знакомую стеклянную витрину в совершенно австрийском стиле. Я захожу внутрь, и словно попадаю в Вену столетней давности: здесь нет традиционных турецких орнаментов и диванчиков, а интерьер – сплошь глубокие мягкие кресла с пухлыми ножками и золочёными подлокотниками, круглые столики из тёмного дерева, глубокий бордовый бархат в