Жизнь за гранью - Энн Малком Страница 21

Я перечитала сообщение пьяными глазами, пришла к выводу, что в нем есть смысл, а затем выключила телефон. Арианна наблюдала за мной. Она не произнесла ни слова, не осудила, просто передала мне бутылку водки.

Черт, я любила ее.

***

Я проснулась от громкого стука, который, казалось, сотрясал крошечную квартирку Арианны. Я прищурилась и поняла, что звук доносится от двери.

— Открой гребаную дверь! — проревел голос.

Очень сердитый голос.

Очень знакомый сердитый голос.

Я оторвала свою руку от руки Арианны, которая еще не проснулась, и наполовину скатилась, наполовину упала с дивана.

— Ай, — пискнула я, ударившись головой об угол кофейного столика. Боль была не сильной, но я подумала, что такой удар должен быть болезненным, поэтому произнесла подходящий звук.

Ладно, оцепенение все еще меня не отпустило, а значит, я еще не протрезвела. Я заставила себя подняться на ноги и, маневрируя по раскачивающемуся полу, добралась до двери. Определенно, все еще пьяная. Это и окружающая темнота, должно быть, означали, что ночь еще не закончилась.

Открыв дверь после сражения с цепочкой, меня ослепил до ужаса яркий солнечный свет. Я подняла руку, чтобы прикрыться. Ладно, не ночь. У Арианны просто суперклассные занавески.

— Иисусе гребаный Христос, — услышала я сердитое бормотание.

Я прищурилась, разглядев Хансена, занимающего весь дверной проем. Все его тело, казалось, пульсировало яростью.

— Который час? — спросила я, удивляясь настолько яркому свету и своему невменяемому состоянию.

Последовала пауза.

— Который час? — повторил Хансен опасно тихим голосом, который мне стоило воспринять как предупреждение.

Я была пьяна и дезориентирована, поэтому этого не сделала. Вместо этого я кивнула.

Заметка для себя: не кивай. Болит голова.

— Ты, бл*ть, серьезно? — заорал он. — Я прихожу домой, ты исчезла, ни записки, ни звонка, твой гребаный компьютер все еще включен. Ты не отвечаешь на звонки, по крайней мере, несколько часов, а потом отправляешь какое-то е*анутое сообщение и вырубаешь телефон. А когда я, наконец, нахожу тебя, после того, как всю ночь сходил с ума от беспокойства, ты спрашиваешь меня, который час? — взревел он.

Я вздрогнула, не только от его гнева, но и от того факта, что громкость его голоса ощущалась очень болезненно для быстро приближающегося похмелья.

Он, судя по всему, воспринял мое вздрагивание как страх, поэтому глубоко вздохнул и сделал усилие, чтобы успокоиться.

— Мэйси, какого хрена происходит? — спросил он тише, но не менее сердито. — Ты не можешь просто так взять и исчезнуть. Это из-за того, что я прошу тебя переехать ко мне? Если у тебя возникает какая-то проблема, ты говоришь мне о ней, а не уходишь, бл*ть, не сказав ни слова, — его голос снова начал повышаться.

Я прищурилась на него и слегка покачнулась, не в состоянии должным образом осмыслить столько всего, имея дело с переходом от бухого состояния к похмелью.

Хансен поддержал меня, схватив за бедра.

— Ты пьяная? — недоверчиво спросил он.

Я кивнула.

— Похоже на то.

— Сейчас девять утра, — заметил он сквозь стиснутые зубы.

Я наклонила голову.

— Что ж, эта водка определенно стоила каждого пенни, — размышляла я вслух.

— Значит, ты заставила меня пройти через все это дерьмо… — он вернулся к своему опасно тихому голосу, — чтобы нажраться?

Он даже не стал дожидаться моего ответа, просто отпустил мои бедра и отступил назад.

— У меня куча дел, — отрезал он напряженным голосом. — Захочешь поговорить из-за чего творишь такую дичь… — он указал на мое тело, — сделай это, когда протрезвеешь.

И вновь, не дождавшись ответа, неторопливо ушел, оставив меня стоять в дверном проеме и щуриться от резкого света утреннего солнца. Потом вернулись чувства. Нетвердой походкой я вернулась на кухню Арианны, налила себе стакан апельсинового сока и плеснула в него изрядное количество водки.

— Мой рецепт «мимозы», — прокомментировала Арианна, слегка заплетающимся языком. Она забрала мой стакан, сделала глоток и откинулась на спинку дивана. — Сделай мне тоже, если ты пьешь по утрам, я не могу позволить тебе делать это в одиночку.

Я безумно ее любила.

— Дорогая, мне нравится покутить так же сильно, как и любой другой девушке, и я полностью понимаю, почему ты топишь свои печали. Но как насчет того, чтобы перейти на кофе? — предложила Арианна после двух бокалов и час спустя.

Я поразмыслила об этом.

Кофе. Кофе означал трезвость. Трезвость означала похмелье. Похмелье сопровождалось сожалениями и суровой реальностью жизни, предшествовавшей запою. Я хотела оставаться в постоянном состоянии опьянения, чтобы избежать реальности, которая, как я знала, надвигалась. Конечно, это строго квалифицировалось как алкоголизм, и мне это было не нужно. И все же я хотела продлить свой отпуск от реальности… от боли.

— Или, — продолжила Арианна, раз я молчала. — Мы могли бы принять душ, надеть потрясные купальники и отправиться на вечеринку у бассейна, на которую меня пригласили.

Я ухмыльнулась.

— Ты меня полностью понимаешь.

Она обхватила мое лицо ладонями.

— Я полностью понимаю твою потребность наконец-то расслабиться и выплеснуть всю ту боль, которая накапливалась годами. Возможно, это не самый разумный способ сделать это. Но, нах*й разум, мы можем немного повеселиться, пока топим свои печали, — сказала она с грустной улыбкой.

***

Звучала громкая музыка. К счастью, слишком громкая, чтобы расслышать то, что нес мудак рядом со мной. Он осмелился занять пустой шезлонг возле меня. С тех пор как я оставила Арианну на танцполе и решила вырубиться под солнышком, этот парень воспринял мое одиночество как приглашение приударить за мной. Я изо всех сил старалась вежливо отказать ему, но он не понимал намеков. Я сразу решила начать его игнорировать. К тому же, он не мог видеть, что под темными очками мои глаза закрыты.

Через несколько минут он заткнулся, и я обрадовалась, что он, наконец, свалил. Затем я почувствовала, как тень закрывает меня от солнца, тем самым мешая загорать.

— Чувак, сядь, — сказала я с закрытыми глазами, надеясь, что он услышит меня сквозь музыку.

Тень не сдвинулась, отчего я догадалась, что он меня не услышал. Я открыла глаза и увидела, что тень не была одета в плавки и не выглядела так, будто ей весело. Эта тень была облачена во все черное, и поверх черной футболки у нее был знакомый кожаный жилет. Глаза скрывали темные очки, но напряженная линия челюсти сказала мне, что Хансен злился. Позади него я заметила Джаггера и Чарли. Джаггер выглядел немного менее раздраженным и чуть более обеспокоенным. Чарли пялился на сиськи какой-то цыпочки, проходившей мимо него.

Я нацепила темные очки на макушку