Дикая Флетчер - Кэти А. Такер Страница 21

– Не сомневаюсь.

Хотя как кто-то, кроме кровных родственников, может любить Джону, для меня загадка.

Я настолько отвлекаюсь на свои мысли, что не обращаю внимания на то, куда иду. Моя левая нога опускается в глубокую лужу. Я содрогаюсь как от холода грязной воды, попавшей на пальцы ног, так и от того, что она испортит замшевую стельку.

– Наверное, только что прошел дождь?

– Здесь всегда «только что прошел дождь». – Агнес забрасывает вещевой мешок в кузов старого черного пикапа «ДжиЭмСи», который видал лучшие времена – на его боку вмятины и царапины, а ржавчина разъедает колесные колодцы. – Надеюсь, ты захватила с собой хорошие дождевые сапоги.

– Да. Красивые, дорогие красные сапожки «Хантер». – Я делаю паузу для эффекта. – Они в Анкоридже вместе с остальной моей одеждой.

– Я позабочусь о том, чтобы твои вещи доставили сюда в ближайшее время. – Взгляд Агнес возвращается к рядам самолетов. Она открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но потом решает не делать этого. – Давай отвезем тебя домой.

Я рискую бросить гневный взгляд на Джону, который прогуливается по площадке в сторону ангара, его походка непринужденная и уверенная. Он поворачивается в мою сторону один раз, а затем полностью игнорирует меня, даже не помахав рукой.

«Скатертью дорога». Если мне не придется иметь с ним дел до конца недели, я буду просто счастлива.

До дома отца ехать недалеко – не больше пяти минут – и по пустым дорогам: асфальтированной, рассеченной змеящимися трещинами, и грунтовой, испещренной бесчисленными выбоинами. Те немногие дома, которые мы видим, проезжая мимо, представляют собой простые, функциональные конструкции, в основном модульные, обшитые разноцветной облицовкой. Все они стоят на деревянных подпорках. Из-за вечной мерзлоты, объясняет Агнес.

Я делаю мысленную пометку посмотреть в словаре «вечная мерзлота», когда у меня снова будет интернет.

Сиденье Агнес выдвинуто вперед до упора, и она сидит с прямой спиной, чтобы иметь возможность видеть над приборной панелью – ее миниатюрный рост становится проблемой за рулем пикапа. Если бы я была более расслаблена, я бы, наверное, нашла это забавным.

Но присутствие Агнес помогает. Она так же спокойна, как и по телефону, ее голос убаюкивает, пока она указывает на основные ориентиры: «город» Бангор в восьми километрах к востоку и реку Кускоквим рядом с ним. Это и есть та толстая, змеящаяся река, которую я увидела сверху. Агнес говорит, что это главная артерия Берингова моря, которая тянется далеко на север, позволяя перемещаться между поселками на баржах и лодках в теплые месяцы и на автомобилях, когда она замерзает зимой. Это единственный способ доехать на машине до деревень, видимо, потому что никаких дорог, соединяющих Бангор с остальной частью штата, нет.

В ясный день, обещает Агнес, я смогу увидеть вдалеке гору Три Ступени. Но сейчас я вижу лишь километры плоской земли, усеянной низкими кустами и окутанной туманным небом.

И блеклый модульный дом цвета мха в конце длинной, узкой подъездной дороги, к которому примыкают гараж и два небольших хозяйственных сарая.

– Ну… вот мы и приехали, – произносит Агнес, заглушая двигатель.

Дом моего отца. Место, где я провела первые два года своей жизни.

Несмотря на то что я ничего не помню, все в этом моменте кажется сюрреалистичным.

Я делаю глубокий вдох, вылезая из грузовика и следуя за Агнес по скрипучим деревянным ступенькам и через единственную дверь, лишь смутно осознавая, что Агнес не потрудилась воспользоваться своим ключом. Дверь уже была не заперта.

Я замираю на месте, и мои глаза удивленно распахиваются, когда я вижу армию зеленых уток-крякв. Отвратительные обои покрывают каждый квадратный сантиметр кухонной стены. Это отнюдь не большая кухня, так что обои делают ее визуально еще меньше.

Как бы ужасно это ни было, я подавляю внезапное желание хихикнуть. Наверное, это то, о чем говорила мама. Мне не терпится сказать ей, что она была права, что она все еще знает моего отца.

Агнес бросает ключи от грузовика на столешницу.

– Рен всегда забывает закрыть дверь перед уходом утром.

Она встает на цыпочки, чтобы дернуть за шнур, прикрепленный к жалюзи на окне над раковиной, впуская мутный дневной свет, освещающий золотистые дубовые шкафы, кремового цвета столешницу из ламината и соответствующего оттенка виниловый пол – узор из квадратов с маленькими бордовыми треугольниками, подчеркивающими каждый угол. Он напоминает мне пол, который был у моих бабушки и дедушки в подвале.

С небольшим окном над раковиной, окном в двери и одноламповым светильником наверху здесь тускло. Я могу только представлять, как это угнетает во время долгих зим.

– А когда наступает темнота? – спрашиваю я, обхватывая себя руками больше для комфорта, чем для тепла.

– В это время года? Солнце садится незадолго до полуночи, а встает около четверти четвертого, но сейчас ночью еще совсем не темно. Не так, как зимой.

Мои глаза снова распахиваются. Я знала, что дни длинные, но закат в полночь?

– Я заменила затемняющие шторы в твоей комнате. Старые были потрепаны. Ты непременно захочешь их задернуть. Если только ты не такая же, как твой отец, который не против спать при свете дня. – Агнес подходит к холодильнику. – Ты, должно быть, голодна. Угощайся всем, что есть в…

Она морщит лоб, когда открывает дверцу и видит пустые полки, на которых нет еды, кроме приправ и нескольких напитков.

– Он обещал, что сходит за продуктами, – бормочет Агнес себе под нос, настолько тихо, что я не думаю, что она хотела бы, чтобы я это услышала. Она берет пакет молока, чтобы открыть его и понюхать. Ее нос морщится. – На твоем месте я бы не стала это пить.

– Все в порядке. Я все равно не могу пить молоко. У меня аллергия на молочные продукты.

Мне поставили этот диагноз, когда мне было пять лет. Этого, я уверена, отец не помнит.

Агнес закрывает холодильник.

– Я уверена, что он ждал, пока сможет узнать, что тебе нравится. – Она натянуто улыбается. – Мейер открывается в восемь тридцать. Он свозит тебя туда первым делом.

Что ж, хорошо, что я не голодна.

И снова я не могу не задаться вопросом, действительно ли мой отец хочет видеть меня здесь. Разумеется, он мог бы захватить несколько элементарных продуктов питания, чтобы накормить дочь, когда она приедет. Если бы ему было до этого дело.

– Когда именно вы сказали ему, что я приеду?

Агнес медлит, дотянувшись до стопки почты, лежащей на столешнице, и медленно просматривает письма, ее