Мир, который без меня. Альтернативный гей-роман. Книга 2. - Ольга Любарская Страница 22

Маккена не спешил поднимать глаза. Ему было больно и стыдно. Эгоизм. Стив прав. Слепой потребительский эгоизм.

— Он пересчитал все волосинки на твоих ресницах и родинки на теле. Он знал, сколько у тебя морщинок… штрихов в глазах… А теперь спроси меня еще раз, почему я? Ответ прост. Потому что не ты! Не представляю, что он должен был испытать избитый, униженный, просто вышвырнутый на улицу. До сих пор не представляю, если искал смерти, как избавления от этого. И после всего этого ты блокировал карты? Ответь мне на один единственный вопрос. Почему? Почему, Рой?! Ты что действительно думал, после первого раза, что он тронет твои деньги? А если бы и так?

— Не знаю, — выдавил Маккена, прокусив до крови губу.

— Давай посмотрим правде в глаза. В четырехстах километрах мальчик доползает до аптеки… Не до магазина с одеждой или табаком, даже не до магазина с едой. До аптеки. У него сломаны ребра, побои, температура, инфекция… Он еще жив. Обессиленный и больной, просит дешевое лекарство потому что на карточке осталась мелочь. Сколько? Сорок долларов, ты говорил? Он надеялся, что ты позволишь… и в этот момент понимает, что ты отказал даже в этом. Ты хоть понимаешь, что ты наделал? Будь я на его месте, я бы умер от одной только этой мысли. Ты заставил его продаться, и в этом нет сомнения! Одна бумажка в пятьдесят баксов для того, чтобы купить смерть. Не жизнь, Рой! Смерть! И после того, как он выжил… случайно, хотя не должен был… Твой Ролекс, как ответ на то, что ты сотворил… Десять тысяч против сорока долларов! Твой день рождения против сорока долларов! Сорок долларов против его жизни!

— Почему же ты не отворачиваешься от меня?

— Мне хватило одной смерти. Смерть Тревиса научила меня многому. Может быть, гораздо большему, чем вся последующая жизнь. Любовь жертвенна. Иногда приходится жертвовать многим, чтобы спасти ее. Я сыт по горло. Я достаточно люблю тебя, чтобы попытаться понять и простить. Я не готов потерять и тебя. И не хочу, чтобы в следующий раз, когда ты решишь свести счеты с жизнью, рядом не оказалось Энди. Я твой друг, твой партнер и вижу, что происходит с тобой. Ты влез в петлю, Рой, и если я не срежу веревку, ее не срежет никто.

— Я найду его, Стив.

— Найдешь, не сомневаюсь. Но зачем?

— Я люблю его.

— Своевременное открытие! Как нельзя вовремя!

— Я люблю его, понимаешь?!

— А мне-то зачем понимать? Я понимаю другую любовь. Джон Тревис сделал все, чтобы я не страдал, и это я понимаю. Ты сделал все, чтобы он страдал, и это я, прости, вряд ли смогу понять. Ты спрашиваешь, почему я все еще с тобой. Знаешь, после того, как появился Энди, мои параллельные принципы также слиплись, как и обрушилась статуя твоей свободы. Теперь я так же как и ты сижу на пепелище собственной жизни.

— Что мне делать?

— По меньшей мере, я вижу два пути. Либо сидеть и продолжать разлагаться что, в принципе, ты и делаешь, либо собрать себя в кучу и продолжать жить, что в твоей ситуации не очень возможно. Не знаю, что делать. Для начала выживи сам. Сегодня я разговаривал с Ольгой. Просил ее вернуться. Она даже слушать не хотела…

— Я бы тоже не стал. Она права.

— Я сказал, это нужно не для тебя, а для меня, чтобы я не рвал себя, а мог хоть что-то последовательно предпринимать. Она добрый человек и очень любит Энди, поэтому, будь так добр, оставь свой известный всем юмор при себе. Надеюсь, завтра она придет.

— Спасибо, Стив.

— И еще одно. Ты должен помнить, отсутствие плохих новостей уже хорошая новость. Раз до сих пор мы не знаем обратного, значит, он жив. До тех пор, пока ты будешь надеяться… мы будем надеяться, он будет жив.

Стив ушел. Тишина обострила шорох мыслей. Два мира, вложенные один в другой. Раздвоение. Шизофрения пространства, когда все существует одновременно и здесь и не здесь. Две зубные щетки в стаканчике, два полотенца… Того мира уже нет, а в этом они невостребованны, но продолжают существовать как некое временное соединение. Материальная константа. Она существовала вчера и позавчера, и сегодня и продолжает существовать вчера и позавчера, и сегодня. Энди нет. Сегодня нет, а вчера был и завтра уже не будет независимо от зубных щеток и полотенец. Да и для них пространство искажено и сдвинуто. Одна осталась в прошлом, потому что мальчишки нет, а вторая существует в настоящем, потому что Маккена есть. Это почти бред, но мысли Роя делят все на независимые срезы. Он хочет быть там, но не может и может быть здесь, но не хочет.

В шкафу рубашки Энди, джинсы, белье. Они здесь, принадлежат ему без него, а он там. Владеет вещами без них. Сознание Маккены расплывается в пространстве как чернильное пятно в воде. Расползается и блекнет. Следующая капля. Расплывается, расползается и блекнет. Мысли отрывисты и бессвязны. Спутаны в колтуны. Дышать трудно, потому что они словно просачиваются сквозь трахею в грудь, превращаясь там в беспорядочную возню. Выдавливают из сердца какие-то сгустки, а те поднимаются в голову, создавая возню там. Это все напоминает китайский масляный светильник, в котором плавают бесформенные блины. Что-то тонко ноет в грудной клетке, словно блины эти цепляют невидимые волосинки, и они начинают устало вибрировать.

Рой включил компьютер. Хочется увидеть Энди. Взглянуть еще раз. Он там. Его много. Смотрит с монитора мягким знакомым взглядом. Улыбается. Живые глаза. Живые волосы. Озорные бриллиантики в мочках ушей. Но это оболочка. Визуализация. Образ. Мираж в воспаленном сознании, ибо это все осталось в прошлом, а прошлое бестелесно и призрачно. Оно теряет детали, мелкие штрихи и восстановить их все труднее и труднее с каждым мигом наступающего настоящего. Как только сознание опускает эти черточки, их место заполняет тоска. Она растопленная, мягкая. Заполняет каждую щелочку, залепляя ее собой словно зубной пломбой, а потом твердеет, составляя новый каркас существования.

* Я с ним разговаривал.

Часть 7. COME LEY'S TRY

7. COME. LET’S TRY.*

— Эй, малыш! — Том в отменном расположении духа. — Смотрю на тебя полдня, и мне не нравится твое настроение. Кто посмел его испортить? Скажи, я ему наваляю по полной.

Энди отмахнулся.

— Да, все нормально.

— Тогда научись, как следует врать. Ладно? Не желаешь, чтобы я тебя послушал, дело твое. Скажу одно, иногда неплохо проговорить проблему вслух, даже если не хочешь, чтобы кто-то лез к тебе с советами. Она войдет в голову с другой стороны и другой стороной, а решение может быть прилеплено именно с того бока, и ты начинаешь видеть то, что не видел раньше. Не в моих правилах прессовать, поэтому решать тебе.

— Я не смог, — произнес парень и запнулся.

— Не все так страшно, — словно понимая о чем речь, продолжил Том. — Не смог сейчас, сможешь позже. Не вижу криминала.

— Раньше мог, а сейчас не могу.

— Вот видишь. Это ответ. Раз мог раньше, значит, сможешь позже. Подкинь-ка мне сухариков.

— Ты думаешь?

— Не думаю. Знаю. У жизни полосатая шкура. Мог, не могу, смогу. Чувствуешь ритм?

— У тебя все просто…

— Потому что просто и есть. Начни усложнять, все и усложнится.

— Ты даже не спрашиваешь, чего я не смог.

— Зачем? Захочешь, сам скажешь. Без разницы, о чем ты, механизм не изменится. Преодолей свой ветер, обуздай его, и он станет тебе другом. Поверь закоренелому рокеру. Уж я-то знаю, о чем говорю. Ты несся по жизни и угодил в аварию. Это случается иногда. А вот дальше только тебе делать выбор. Захочешь жить, будешь. Додумаешься склеить ласты, склеишь. Знаешь, что я понял? Мечта — это очень хитро устроенная вещь. Пока ты мчишься за ней, она ускользает, а как только откажешься, она, словно обрушивается сверху и размазывает тебя. Дерзкие мечты любят дерзких поклонников.

— Я не смог поднять себя на шест, — виновато пряча глаза, признался Энди.

— То-то я почувствовал в тебе родственную душу! Ты тоже любишь металл. Так в чем проблема?

— Травма. Достаточно серьезная.

— Это не проблема. Руки, ноги на месте. Голова тоже. Проблема в другом. Пару лет назад, ты не поверишь,