Любовь на уме - Али Хейзелвуд Страница 23

Я собираюсь закричать. Что бы ни сказал Леви, это заставит меня кричать от ярости. Я уже вибрирую от некричащего воя. Он поднимается вверх по моему горлу.

— Я хочу, чтобы ты позволил ей делать свою работу.

Вверх, вверх и вверх по гортани, через голосовой аппарат, и… подождите. Что? Что сказал Леви?

— Я сделал все, что мог. — Борис слабо извиняется. Леви, с другой стороны, тверд и бескомпромиссен.

— Этого недостаточно. Мне нужно, чтобы у нее был авторизованный доступ ко всем помещениям в здании, связанным с BLINK, чтобы у нее был адрес электронной почты NASA.gov, чтобы она присутствовала на совещаниях по проекту. Мне нужно, чтобы все оборудование, о котором она просила, было здесь и сейчас — оно должно было прибыть давным-давно.

— Это ты отменил заказ, который был сделан.

— Потому что это была не та система, которую она просила. Зачем мне тратить кусок нашего бюджета на некачественный продукт?

— Леви, как я и говорил тебе каждый день, когда ты приходил ко мне на прошлой неделе, иногда дело не в науке, а в политике.

Теперь я полностью прислоняюсь ухом и ладонями к двери. Мои пальцы дрожат о дерево, но я их не чувствую. Я оцепенела.

— Политика — это выше моих сил, Борис.

— Не выше моих. Мы это уже проходили — все сильно изменилось, и очень быстро. Директор был согласен на сотрудничество NIH и NASA при условии, что NASA получит кредит и автономию в проекте. Затем NIH настоял на более значительной роли. NASA не может этого иметь.

— NASA должно это иметь.

— Директор находится под большим давлением. Возможные последствия огромны — если мы запатентуем технологию, неизвестно, насколько широко она может быть применена и каковы могут быть доходы. Он не хочет, чтобы NIH владел половиной патента.

Пауза, полная разочарования. Я почти представляю, как Леви проводит рукой по волосам. — У NASA нет бюджета, чтобы выполнить проект в одиночку — вот почему с самого начала был привлечен NIH. Ты хочешь сказать, что они предпочли бы, чтобы BLINK вообще не состоялся, чем разделить с нами заслугу? А кто будет отвечать за часть, связанную с нейронауками?

— Доктор Кенигсвассер — не единственный нейробиолог в мире. У нас в NASA есть несколько таких специалистов…

— Не настолько хороших, как она, не тогда, когда речь идет о нейростимуляции.

Это странный мир. Более причудливый, чем я могла себе представить. Я нахожусь в Перевернутом мире, мое сердце стучит в ушах, а Леви Уорд только что сказал обо мне что-то хорошее. Холодное, склизкое чувство закручивается в желудке. Меня может стошнить, только я совершенно пуста. Я была полна ярости, когда пришла сюда, но она иссякла.

— Мы справимся. Леви, BLINK будет перенесен на следующий пересмотр бюджета, и к тому времени NASA утвердит полное финансирование. Тогда нам не понадобится NIH. Ты по-прежнему будешь главным.

— Это будет через год, и ты не можешь этого гарантировать. Так же, как ты не можешь гарантировать, что прототип Салливана будет использован.

Пауза. — Сынок, я понимаю, что это важно для тебя. Я чувствую то же самое, но…

— Я сомневаюсь в этом.

— Прости?

Голос Леви мог резать титан. — Я очень сомневаюсь, что ты чувствуешь то же самое.

— Леви…

— Если да, то разреши покупку оборудования.

Вздох. — Леви, ты мне нравишься. Правда нравишься. Ты умный парень. Один из лучших инженеров, которых я знаю — может быть, самый лучший. Но ты молод и понятия не имеешь о том давлении, под которым все находятся. BLINK вряд ли состоится в этом году. Лучше смирись с этим.

Проходят секунды. Я не слышу ответа Леви, поэтому наклоняюсь еще дальше — что оказывается ужасной идеей, потому что дверь распахивается. Я отпрыгиваю назад достаточно быстро, чтобы Борис не увидел меня, но когда Леви выходит, я все еще стою там, возле офиса. Он захлопывает дверь и начинает сердито разворачиваться. Затем он замечает меня и замирает.

Он выглядит разъяренным. И большим. Яростно большим.

Я должна что-то сказать. Прикинуться крутой. Сделать вид, что я просто забрела сюда в поисках шкафа с канцелярскими принадлежностями. О, Леви, ты знаешь, где хранятся точилки для карандашей? Проблема в том, что этот корабль уже давно уплыл, и пока мы изучаем друг друга с одинаково грубыми выражениями, я испытываю странное, мимолетное чувство. Как будто Леви видит меня впервые. Нет, не совсем так: как будто я впервые вижу его. Как будто сложный лабиринт зеркал, через которые мы смотрели друг на друга, разбился вдребезги, и осколки разлетелись в разные стороны.

Я не могу этого вынести. Я опускаю взгляд на свои ноги. К счастью, это чувство исчезает, когда я смотрю на милые маргаритки на моих сандалиях из искусственной кожи.

Мои пальцы должны перестать дрожать, иначе я их отрублю. Если мои слезные протоки осмелятся пропустить хоть одну каплю, я завяжу их навсегда. Я уже почти готова снова посмотреть вверх, не выставляя себя на посмешище, когда большая рука крепко обхватывает мой локоть. Не стоило надевать сегодня безрукавку. — Что ты…?

Леви подносит один палец к губам в знак того, чтобы я замолчала, и ведет меня прочь из офиса.

— Где… — начинаю я, но он прерывает меня низким шепотом.

— Тише. — Его хватка нежная, но крепкая вокруг моей плоти. Я с ужасом обнаруживаю, что это, кажется, помогает справиться с тошнотой.

Не зная, что делать, я закрываю глаза и следую его примеру.

Я медленный процессор. И всегда им была.

Когда умерла бабушка, все вокруг меня рыдали уже несколько минут, когда я наконец разобрала, что говорит беловолосый доктор. Когда Рейке решила сделать перерыв в десять лет, чтобы отправиться путешествовать по миру, я не понимала, как мне будет одиноко, пока она не села в самолет до Индонезии. Когда Тим