Ольга-чаровница и змиев сын - Светлана Алексеевна Кузнецова Страница 23

— Например, я могла бы находиться в темнице? Или в башне, — предположила она и не без труда приподнялась на подушках. — Кажется, в последний раз, когда я проснулась в этой постели, для тебя не все благополучно закончилось.

Горан фыркнул. Она явно не собиралась смиряться. Раньше подобное неминуемо вызвало бы ярость, но сейчас неожиданно понравилось. Меньше всего Горан хотел бы сломать ее. Шесть лет назад он, увидев в зеркале могущественного чаровника, оказавшегося чаровницей, захотел заполучить ее себе, однако теперь, когда узнал (пусть и вынужденно) гораздо лучше, просто зваться повелителем ему стало мало. Она знала очень много историй и умела болтать о любой чуши так, чтобы звучало захватывающе и интересно. Когда Ольга улыбалась, то смеялись и ее глаза, к тому же она никогда не пыталась казаться лучше, чем есть. А вот сейчас на постели сидел кто-то другой, не привычная Ольга, а ледяной еж, выставивший иглы и каждую секунду ожидающий нападения — только тронь. А ведь прошлая ночь доказала: огонь, вспыхнувший между ними, не только не угас, стал ярче.

— Ты не сможешь использовать снова заклинание, уже испробованное на мне однажды, — напомнил Горан, наконец входя и прикрывая за собой дверь.

— Значит, вспомню какое-нибудь другое. Я полна неожиданностей, — ответила она безразлично и пожала плечами, тотчас скривившись: на них остались царапины от когтей.

— Не сомневаюсь, моя замечательная чаровница. Тем интереснее.

Горан присел на край постели и протянул руку. Ольга взглянула с вызовом и с очень хорошо скрытым беспокойством попыталась уклониться от прикосновения, но кончики ногтей все же погладили ее по скуле.

Горан не удержался: снова сменил вид. Для него это было столь же естественно, как пламени стремиться к небесам, а реке — к морю-океану. Она не испугалась, с любопытством смотрела, как отрастают когти, а зрачки выцветают, становясь нечеловеческими белыми. Не просто так баяли, будто у змиев глаза горят. Вот только за пламень дураки принимали иное. У людей искры Рода — в душе таятся, у змиев же напоказ сверкают. Глаза — зеркало души, — так мудрые говорят, да и все, кому ни лень. Всякий свои смыслы в изречение вкладывает, но никто не помнит о ком впервые это сказано было.

— Осторожнее, моя чаровница. Будешь дергаться — можешь остаться без глаза, — вот нужно же было ему грубить? Горан собственный хвост готов был укусить с досады. Вот только тогда Ольга решила бы будто он совсем спятил.

Она замерла, не отводя взора, выдохнула только когда Горан отстранился.

— То, что я лишилась посоха, еще ничего не значит.

Взгляды встретились, словно клинки во время боя. Горану даже послышался звон и лязганье.

— Я находился рядом с тобой шесть лет, моя чаровница, — напомнил он. — Неужто ты хочешь упрекнуть меня в невнимательности? Посох тебе служил для накопления сил, да еще в качестве ловушки для меня. В остальном ты в нем и не нуждалась.

— Неосторожное предположение, — заметила она, отвернувшись и принявшись разглядывать стену. — Могу я узнать свою дальнейшую судьбу?

— Пригласить к тебе гадалку? — поинтересовался Горан, не удержавшись от усмешки.

— Мне будет достаточно твоих слов.

— Боишься?

— Нет.

Горан покачал головой, заметил:

— Некто из философов, что на юге у теплого моря живут, утверждал, будто нет хуже пыток, чем неизвестность и ожидание.

Ольга снова пожала плечами, на этот раз никак не показав, что ей больно.

— Мне безразлично, — произнесла она ровно, окинув взглядом наглухо занавешенное окно, не иначе пытаясь понять, не скрывается ли там глухая стена. — Если ты не заключишь меня в каменный мешок, я найду способ уйти.

— Вот как? Спасибо за предупреждение, — поблагодарил Горан. В голос сами собой закрались мурчащие ноты, словно у чешуйчатого дракота, обитавшего в Сумрачном лесу у Нефритового озера. Его предка, в Явь ускользнувшего, до сих пор Баюном кликали, хотя внешностью своей он более мелких мышкующих хищников напоминал и если и осталось в нем что-то от собрата, то голод. Ненасытен Баюн был и при этом разумен: умел сдерживаться и не есть тех, кого не стоило. — Но я, пожалуй, рискну. Рискну хотя бы потому, что ты не склонна подвергать себя опасностям на ровном месте.

— Там все настолько ужасно?.. — поинтересовалась она, не отводя взгляда от окна.

— А ты подойди и посмотри, — не удержался он от маленького выказывания превосходства.

— Почему бы и нет.

Ольга с шумом выдохнула, явно собираясь с силами, и Горан поспешил остановить ее:

— Потом. Когда оправишься.

Кажется, он сделал лишь хуже — уж слишком знакомый гневный огонек зажегся во взгляде. Ольга, двигаясь, как можно аккуратнее, ни в коем случае не резко, приняла в сторону одеяло, села, спустив ноги на теплый пол.

Грела его вода, из речки Смородины вытекавшая, бежавшая меж камней, из которых дворец сложен, и обратно в руло возвращавшаяся. Даже налети вьюга лютая, никогда не замерз бы Горан во дворце своем. Не терпели его ледяные собратья еще и поэтому, но о них и после подумать вышло бы. Ольга же, воспользовавшись его задумчивостью, уже встала, покачиваясь. Горан залюбовался бледной гладкой и беззащитной кожей, под которой свивались мышцы, белели кости и билось в груди сердце, гоня по жилам горячую кровь. К темным волосам, обнявшим плечи и спину, так и хотелось потянуться, запустить в них пальцы, но вряд ли она оценила бы этот жест.

Шаг, другой, третий. Она чуть покачивалась при ходьбе, но падать вроде бы пока не собиралась. Вот она достигла окна, отодвинула занавесь и… остановилась, кажется, позабыв дышать.

По ярко-синему звездному небу, лишь ближе к земле обретавшему более светлый голубой оттенок, плыли сиреневые, розовые и бирюзовые облака. Серебристая дымка мерцала у горизонта, там меж хрустальных и синих гор находился дворец царя всего царства Подсолнечного — Нави. Справа сверкал спыжевый хребет, слева — кряж из смазня. Многие болезни излечивали ладанки, сделанные из этого камня. Только не