Полураскрытая роза - Лиса Кросс-Смит Страница 23

– Попробуй только связаться с ней или с ее семьей. Будешь делать, как я сказал. Разговор окончен. Неблагодарный какой. Я не позволю тебе не уважать меня в моем собственном доме! – предупредил отец.

Киан рос, до ужаса страшась вспышек гнева отца, того, как быстро он свирепел. Попросив разрешения выйти из-за стола, Киан поднялся к себе и написал письмо Шалин.

Шалин!

Привет. Я скучаю по тебе, правда скучаю. Не знаю, что с нами случилось. Как глупо, что мы отстранились друг от друга. И теперь я в Калифорнии, а ты, наверное, уже больше не хочешь ни видеть меня, ни говорить со мной. Но я твердо верю, что люблю тебя, а раньше никого не любил. Мы молоды, я знаю. И успели наворотить дров.

Ну почему ты мне не сказала, в чем дело? Ну почему я не пошел тебя искать?

Если ребенок мой, ответь мне, пожалуйста. ПОЖАЛУЙСТА. Я хочу это знать. Мне нужно знать. ЕСЛИ ТЫ ТОЖЕ МЕНЯ ЛЮБИШЬ, ПОЖАЛУЙСТА, ОТВЕТЬ МНЕ. Я не хотел уезжать из Ирландии. И остался бы, если бы мог.

С любовью,

Киан

В тот же вечер он бросил письмо в почтовый ящик, но флажок не поднял, решив, что почтальон все равно его увидит и отправит в Дублин.

Киан уже спал, когда Джек вошел к нему в комнату и встал у кровати.

– Если ты хотел заниматься сексом с чернокожей девушкой, это твое дело. Если ты накосячил и сделал ей ребенка, это уже дело мое, – тихо сказал отец. Глаза Киана были полузакрыты, потолочный вентилятор, шурша, крутился в темноте, но воздух оставался неподвижным. Лицо Джека было в тени. Киан, барахтавшийся в море неприятных чувств, подумал, что, наверное, все это ему снится.

Заметив небольшую дыру, которую Киан пробил в стене, отец лишь сказал, что Киан должен заделать ее сам.

Шалин так и не ответила. Киан волновался, что она, видимо, стыдилась, что отцом ребенка был он, и вообще не хотела его знать. Все это было чрезвычайно сложно и слишком запутанно для сознания пятнадцатилетнего подростка, и Киан просто прекратил попытки в этом разобраться.

И только когда отец умер, мама рассказала ему, что до прихода почтальона проверила содержимое почтового ящика и, разорвав письмо, выбросила его в мусорный бак.

Винсент не поужинала, поэтому слегка опьянела от одной порции джина с тоником. Отойдя от сцены, они с Агат закусывают одной на двоих плошкой оливок и слушают, как «Анчоус» играет следующую песню. Люди вокруг танцуют, кто-то поднял руки и дико подпрыгивает. Наклонившись к уху Винсент, Агат громко рассказывает ей какую-то запутанную музейную сплетню, но то и дело останавливается и отстраняется, чтобы посмотреть на нее. Винсент наблюдает за выразительным, кошачьим лицом Агат – она не из заядлых сплетниц, так что, наверное, это что-то важное. Винсент слушает, но смысл улавливает с трудом, так как слышит все равно только половину. И еще потому, что она вся сосредоточена на Лу.

Он за клавишными и мигающими электронными коробками, о которых рассказывал Винсент, волосы падают ему на лицо, и он, не убирая их, кивает в такт. Музыка представляет собой какую-то смесь звонков, гудков и бас-профундо – будто секс в космической ракете или будто в воду роняют что-то тяжелое. Винсент нравится, так как обычно она не слушает ничего подобного. Эта музыка уносит ее еще дальше от дома и от тех аспектов своей жизни, которые она хочет забыть. Например, что каждый новый день она чувствует себя по-другому. А оттого и понятия не имеет, что она почувствует в Нью-Йорке летом, на свадьбе Колма, при личной встрече с Киллианом.

Она скучает по мужу – тому, из времени «до», а ведь Киллиана «до» не существует. Ей каждый раз заново приходится мириться с осознанием, что она убивается по человеку, который никогда не был реален, а их брак тает, как фруктовое мороженое на палочке.

Снова придвинувшись к сцене вместе с Агат, Винсент ощущает басы где-то в горле, низы – в ушах. Батист расположился сбоку – ведь он высокий. Мина, стоящая перед Винсент с Агат, медленно качает головой влево-вправо. Когда Колм и Олив были маленькими, Винсент купила им пластмассовую игрушку – желтый цветочек, который, если поставить его на солнце, делал то же самое. Мина оборачивается и улыбается Винсент, та отвечает ей улыбкой.

Песня заканчивается, все аплодируют и издают одобрительные возгласы. Лу наклоняется, чтобы отрегулировать педаль в нижней части своей установки. Поднявшись на мыски, Винсент замечает, что он в своих Nike, и представляет их стоящими на полу у своей двери. Она все пытается выбросить из головы рубашку с подсолнухами, так как боится, что эта мысль сведет ее с ума, но та по-прежнему желтеет в ярком свете прожектора. Лу выпрямляет спину, и один из парней говорит «un, deux, trois, quatre» – начинается новая песня.

Мина оборачивается.

– Моя любимая. Ноэми поет. У нее чрезвычайно красивый голос, – говорит она.

– Да ну? Как классно. Супер. Chouette[44], – отвечает Винсент, огорчаясь, что говорит как четырнадцатилетний мальчик под кайфом.

Эта песня мягче, она нагоняет сон. Некоторое время слышны только инструменты, потом Ноэми начинает петь в микрофон. Винсент понимает не все, но голос у Ноэми приятный и легкий. Текст на французском. Что-то про l’oiseau bleu, «голубую птицу». В композиции сладкозвучно смешиваются вокал и воздушная таинственность мелодии. Светодиодная лента у Ноэми на голове мерцает в ритм музыке. Винсент думает, что Олив и Ноэми могли бы стать подругами, возраст у них примерно одинаковый. При мысли о том, что на этой сцене все такие молодые, что она им годится в матери, из-за облака, окутавшего душу Винсент, выглядывает что-то похожее одновременно на нежность и меланхолию.

Люди вокруг медленно танцуют, прижавшись друг к другу в темноте. Мина качается в такт музыке. Когда песня заканчивается, к ним подходит Батист. И Винсент, и Агат больше не пьют, а когда Агат отходит, чтобы ответить на звонок, Винсент остается с Батистом и Миной. Все нормально, хотя Винсент, конечно, предпочла бы не быть третьим лишним. От нечего делать она достает из сумочки мобильник и опять читает сообщение Киллиана.

И отвечает ему.

Спокойной ночи, Киллиан.

Ему было бы приятно, но Винсент не может заставить себя добавить эмодзи-сердечки. Она убирает телефон и поднимает взгляд на Лу,