Пробуждение Оливии - Элизабет О’Роарк Страница 23

Глава 19

Уилл

Она была великолепна.

Просто чертовски великолепна.

И, по правде говоря, я не удивлен. Я должен съездить к маме, но после сегодняшнего забега Оливии мне трудно думать о чем-то еще. Я хочу помочь ей с этой проблемой, чтобы у нее получилось реализовать все, на что она способна. Я осознаю, что мой подход наивен: наверняка ее семья потратила уже десяток лет на то, чтобы с этим разобраться, так что нет причин думать, что у меня выйдет лучше; однако я должен хотя бы попытаться.

Я отправляюсь в свой кабинет и снова просматриваю ее личное дело. Разозлится ли она, что я позвонил ее родителям? Несомненно. Есть ли мне до этого дело? Не особо. Ее кошмары должны прекратиться. Я думаю о том, как она бегает по своему району посреди ночи во сне, и у меня внутри все сжимается. Всего лишь вопрос времени, когда она пострадает.

В ее личном деле нигде нет сведений о родителях. Она упоминала, что они путешествуют, но если они все еще несут за нее ответственность[1], то должны быть здесь где-то указаны. Однако я нахожу лишь имя и номер телефона ее бабушки. Если ее воспитывала бабушка, почему она просто не сказала об этом?.. Чем больше я пытаюсь разгадать тайну Оливии Финнеган, тем более загадочной она оказывается.

Я набираю номер бабушки. Бодрый голос на другом конце провода сообщает мне, что я позвонил в дом престарелых «Сансет спрингс». В первую секунду я думаю, что неправильно набрал номер, но все-таки прошу позвать к телефону ее бабушку.

– Я тренер ее внучки, – объясняю я, – и она указана в списке ближайших родственников.

– Извините, – оживленно отвечает моя собеседница, – но у нас есть определенные инструкции, согласно которым мы можем передавать мисс Ане звонки только от членов семьи.

Я крепко сжимаю телефон, изо всех сил пытаясь сдержать свое нетерпение.

– Послушайте, это на самом деле важно. Мне нужно связаться с кем-то из родных Оливии, и у нас указан только этот номер.

– Я все равно сомневаюсь, что от нее было бы много прока. У нее болезнь Альцгеймера, – добавляет женщина, понижая голос до шепота. – Я не должна вам этого говорить, но здесь довольно поздняя стадия. В последнее время она не может никого вспомнить.

То есть на экстренный случай у Оливии указан контакт человека с тяжелой стадией болезни Альцгеймера. Что может означать лишь одно: у нее больше никого нет.

– Как давно она у вас живет?

– Ну, такого рода информацию я тоже не должна разглашать, – говорит моя собеседница, а затем ее голос снова понижается до шепота: – Но прошло уже чуть больше четырех лет.

Я растираю грудь от боли, поселившейся в ней во время этого звонка. На тот момент Оливия еще даже не окончила школу. Так кто же воспитывал ее все эти годы? И где ее родители?..

В тот вечер я рассеян во время ужина у Джессики. Стоит мне решить, что я начал понимать, что же пришлось пережить Оливии, и ситуация оказывается еще хуже.

– Кстати, какую работу тебе нужно было сделать вчера ночью? – спрашивает Джессика, вновь привлекая мое внимание.

Мои намерения по отношению к Оливии были совершенно невинными. И если бы они такими и остались, я бы, наверное, сказал Джессике правду.

Вот только этого не случилось… Что-то изменилось во мне, когда я поймал ее прошлой ночью. А потом, этим утром, все изменилось снова, в куда более опасном направлении. Когда я увидел ее спящей в моей постели, с обнаженной спиной, размеренным дыханием и разметавшимися на подушке волосами…

Я сотню раз пытался изгнать из своей головы этот образ, и тот, что последовал за ним, – когда она села и простыня соскользнула до талии…

Мне не удается.

Почти целый день я думал лишь о ней, несмотря на все усилия. У меня такое чувство, будто последние события создали маленькую трещинку, небольшой надлом, который может перерасти в нечто неконтролируемое.

Впервые за те месяцы, что мы встречаемся, я отвечаю на вопрос Джессики ложью.

Глава 20

Оливия

На следующий день ради Уилла я выкладываюсь на тренировке по полной. В точности выполняю каждое его указание. И когда за все занятие он так и не находит ни одного повода для критики, то я притворяюсь шокированной.

– Вау. Даже не за что меня обругать? – спрашиваю я, широко распахнув глаза. – Значит ли это, что ты мной доволен?

– Ты сама знаешь, что хорошо позанималась, – отвечает он, – так что не напрашивайся на комплименты.

– Почти уверена, что это единственный способ выбить их из тебя. – Я закатываю глаза.

– Бегай на соревнованиях так же – и комплименты польются рекой.

Я была в шаге от того, чтобы признать наше общение сносным, но он умудрился все испортить. Мои губы сжимаются в жесткую линию.

– Потрясающе. Короче говоря, как только я научусь не делать во сне того, о чем даже не догадываюсь, – вот тогда ты будешь мной доволен.

Уилл вздыхает, двумя пальцами зажимая переносицу. Я уже успела выучить его настроения и значения его жестов: он так делает, когда расстроен или вынужден иметь дело с чем-то неприятным.

– Иди прими душ и приходи в мой кабинет, – говорит он, отворачиваясь.

Я не представляю, чем, по его мнению, мне поможет беседа в его кабинете. Вероятно, он снова отправит меня к этому тупому психотерапевту, которая даст мне очередное дурацкое задание на дом. В прошлый раз я должна была составить список вещей, которые меня радуют. «Например, пенная ванна, – сказала она. – Разве тебя не радует, когда ты принимаешь пенную ванну?» Я ей ответила, что пенная ванна напоминает о том, что я трачу свое драгоценное время впустую. Этот разговор до сих пор у меня вызывает смех, хотя мисс Дэниелс, похоже, мой ответ не очень оценила.

Я наскоро принимаю душ и прихожу в кабинет Уилла, где он уже меня ждет с особенно мрачным выражением на лице.

– Я не собираюсь возвращаться к психологу, если ты об этом. – Я опускаюсь на стул напротив него.

– Да, ты ясно дала понять о своем отношении. – Уилл почти улыбается.

– Послушай, – я вздыхаю, – я постараюсь не спать всю ночь. Обычно мне это не удается, но, может быть, сработает в этот раз. Еще