Воровка - Таррин Фишер Страница 23

Она кивнула, и я направился к скромному гардеробу в кабинете, где хранил пиджаки. Скользнул в рукава, чертыхаясь себе под нос. Для столь важной и памятной ночи все начиналось хуже некуда. Тридцать минут – и все. А затем я уйду отсюда.

К моменту, когда Сидни вернулась, прошло полтора часа. Я уже даже не пытался развлекаться светскими беседами и закрылся в офисе, чтобы дождаться ее. Дважды позвонил Оливии, но она не подняла трубку – наверняка была в бешенстве.

Сидни бодро переступила порог, придерживая длинную юбку, с виной, написанной на лице:

– Пробки, Калеб, прости.

Я кивнул и протянул руку за ключами. Она выглядела столь странно-несчастной, когда вложила их мне в ладонь, что я взял ее за запястье прежде, чем она отстранилась бы:

– Сидни? Что случилось?

Ее губы дрожали. Она отпрянула, прислонившись к краю рабочего стола:

– Можно взглянуть на кольцо?

Я едва устоял перед порывом посмотреть на часы на своем запястье. В конце концов кивнул, достал футляр из ящика и показал ей кольцо. Ее глаза распахнулись.

– Оно прекрасно, – сказала она. И заплакала.

Я закрыл футляр, убрал его в карман.

– Сидни? Что такое, в чем дело?

Я приобнял ее за плечи, и она посмотрела на меня сквозь слипшуюся тушь, уже растекшуюся по щекам:

– Я влюблена в тебя.

Ее слова потрясли меня. Я сжал переносицу. Этого не могло происходить по-настоящему. Мне нужно было найти Оливию. Я не был готов разбираться со всем этим. И не хотел.

– Сидни, я…

Она встряхнула головой:

– Все в порядке. Я давно смирилась, что ты не будешь моим. Просто слегка расчувствовалась из-за того, что ты собираешься делать предложение и всякое такое…

Я стиснул зубы, судорожно размышляя, что делать дальше. Все, что я видел, – Оливия. Но Сидни была моей подругой, а я не имел привычки говорить плачущим женщинам отстать от меня к чертовой матери. Ладно – можно попытаться закруглить все оперативно. Я протянул ей салфетку, и она принялась вытирать лицо.

– Сидни, посмотри на меня.

Она подчинилась.

– Я был одинок. Всю жизнь. Я был популярным парнем, меня окружало множество людей, но я был просто неописуемо одинок среди них и не знал, излечимо ли это. Пока не встретил Оливию. Впервые я увидел ее, когда она стояла под тем деревом. – Я рассмеялся и провел пальцами по подбородку. Я не побрился. Нужно было побриться. – И только я увидел ее, как понял, что она была тем самым элементом, которого мне так не хватало. Звучит как бред, но это правда. В мыслях промелькнул образ, она – на моей кухне, за одним столом со мной, с волосами, собранными в жуткий пучок, и в этом образе мы пили кофе и смеялись. Уже тогда я знал, что женюсь на ней.

Сидни смотрела на меня с таким восхищением, что было трудно догадаться, к лучшему это или к худшему. Я поймал себя на том, что хотел бы, чтобы Оливия смотрела на меня так же. За ее любовь приходилось сражаться, и мы всегда сцеплялись друг с другом в поединке. Я мог бы быть с женщиной, которая обожала бы меня. Я мог бы даже взрастить в себе прежние чувства к Сидни. Она была красивой и доброй. Но я мотнул головой. Заканчивай, Калеб. И я сказал ей то, во что верил.

– Когда ты найдешь его, его имя будет бежать по твоим венам вместе с кровью. Оливия бежит по моим. Бежит сквозь мое сердце, мой мозг, мои пальцы и мой член. – Сидни рассмеялась сквозь слезы. Я ухмыльнулся. – Ты найдешь его, Сидни. Но я – не он. Я принадлежу другой.

Я обнял ее. Она сидела на моем столе, и я мягко похлопал ее по ноге:

– Возвращайся на вечеринку. Мне пора.

А затем я поднял взгляд – и увидел Оливию, стоящую в дверном проеме. В голову ударила кровь. Она слышала все, что я наговорил Сидни? Видела футляр с кольцом? На краткое мгновение меня охватила паника – я не знал, что делать.

Она позвала меня по имени. Я тупо смотрел на то, как Сидни соскочила со стола и быстро вышла из кабинета, – бросив на Оливию взгляд через плечо, когда закрывала дверь.

Эмоции застыли на ее лице. Мучительно медленно на меня снизошло осознание, как на самом деле выглядело то, свидетелем чего она стала. Я ломал голову над тем, что нужно и можно сказать. Если бы я объяснил, кто такая Сидни, пришлось бы раскрыть карты про кольцо и дом. Я почти начал говорить что угодно, лишь бы стереть это выражение с ее лица, когда она впервые сказала, что любила меня.

– Я любила тебя.

У меня защемило сердце. Это должен был быть один из самых счастливых моментов в моей жизни, но она не признавалась мне в чувствах, потому что хотела. Она признавалась мне в чувствах, чтобы причинить боль. Потому что думала, что я намеренно причинил боль ей.

Словно наяву я услышал слова матери о том, что она слишком сломана. В то мгновение все изменилось. Я бы хотел, чтобы все осталось по-прежнему, но это было бы невозможно. Я не мог помочь ей. Не мог любить ее достаточно, чтобы избавить ее от закостенелой боли, которую она использовала как броню и которая бросала тень на все, что она делала. Фантазии о совместной жизни перешли от дома, осененного солнцем, и внутреннего двора, по которому бегают дети, к Оливии, в слезах забившейся в угол, упрекающей меня за то, что я обрек ее на что-то, к чему она не была готова.

Затем она обвинила меня в том, что я поступал как ее отец.

Обида была неописуемой. Особенно учитывая, что последние полтора года я пытался доказать, что совсем на него не похож. Когда она выбежала из моего офиса, уверенная, что я изменил ей, я не стал ее останавливать.

Я оцепенел, ощущая, как футляр упирается в бедро, а комната вокруг дрожит и кружится.

Опершись о стол, я зажмурился и задышал сквозь рот. Пять минут. Моя жизнь перевернулась за пять минут.

Она видела исключительно дурное. Возможно, что ни делается, все к лучшему. Возможно, я видел исключительно свою любовь и не задумывался о ее последствиях.

Стив зашел в кабинет и замер как вкопанный.

– Мимо меня ведь только что прошла Оливия?

Я поднял на него взгляд; в глазах горело. Должно быть, он заметил что-то в них.

– Что случилось? – Он запер дверь и