Элиза и Беатриче. История одной дружбы - Сильвия Аваллоне Страница 25

Погрузиться туда, как Вирджиния Вульф, – мелькнула мысль. Вернуться назад, не двигаться больше, не разговаривать, не дышать; повернуть все вспять и остаться внутри, привязанной к морскому дну.

Кто-то положил мне руку на плечо.

* * *

Это была она.

Когда я подняла голову и увидела ее, то обомлела. Страдающий бессонницей старик, или злодей, или отец, побежавший меня искать, – я ожидала кого угодно, но только не девочку из семьи за центральным столом.

– Не плачь, – сказала она мягко, с белоснежной улыбкой. На щеках ямочки – мне захотелось тут же протянуть руку и провести по ним пальцем; они то появлялись, то исчезали от движения губ. Луна подсветила ее серебристым светом. Эта девочка улетела со своей планеты, чтобы познакомиться с моей.

– Они помирятся, – заверила она меня. Соврала.

Потом сняла босоножки, уселась рядом, погрузив в песок босые ступни с покрытыми красным лаком ногтями. Я мерзла, и она, заметив это, взяла мою руку в свои.

Как это так? – безмолвно спрашивала я ее. Ты оставила свою великолепную семью, чтобы прийти ко мне в эту темноту? Бессмыслица какая-то.

– Я тебя понимаю, – ответила она. – Мои на публике никогда бы такую сцену не устроили, а дома – пожалуйста: закрыли все окна, и никто не знает, что там происходит.

– Но они хотя бы на людях не ругаются, – возразила я. – Это уже что-то.

– А что, мы с братом и сестрой не люди, что ли? В нашем присутствии они кричат друг другу: «шлюха», «бабник», обзываются по-всякому, и плевать им, что мы все это видим. А вот перед другими все должно быть пристойно.

Ее волосы были собраны в конский хвост, в ушах покачивались изумруды – точь-в-точь как ее сверкавшие в темноте глаза. В выражении лица таилась какая-то загадка: вот сейчас оно кажется грустным, а через секунду уже торжествующим.

– Ты хоть из дома выходишь спокойно, никто с первого взгляда не назовет тебя дочерью психов, – выплеснула я. – Не нужно всегда и везде сгорать со стыда – в «Автогриле», в ресторане. Ты свободна.

– Я притворяюсь.

Мне это показалось правильным: гордо скрывать бушующие внутри чувства. Казаться лучше всех. Кому какое дело до правды?

– Ты не представляешь себе, как я там, когда сидела, готова была все отдать, чтобы оказаться на твоем месте, – призналась я. – Поменять свою жизнь на твою.

– Да? Ну, тогда бы ты быстро узнала, что такое материнская пощечина. – Она, смеясь, потрогала щеку: – Один раз она мне тут синяк поставила. Потом сама же дала мне свой тональный крем, корректор. В четвертом классе начальной школы. Учительница заметила, что я накрашена, и наорала на меня: «Ты не на карнавале! Иди умойся, быстро!» Но если бы я умылась, было бы еще хуже.

– И что ты сделала?

– Попробовала сбежать.

– Из школы?

– Да, но это было нереально. Тогда я позвонила матери с телефона на охране и сказала, чтоб она меня забрала. И она мне Барби купила.

Меня поразил не столько сам рассказ, сколько тон – легкий, без тени злобы.

– Мою тоже из крайности в крайность бросает. – Я повернулась показать давний шрам внизу спины.

– Классная татушка, – прокомментировала она.

Не знаю, как мы могли вот так разговориться, не зная друг друга. Вероятно, это со всеми подростками случается – задрать одежду и мериться ранами, полученными от матери, и хвастаться ими.

– Она ненормальная, но симпатичная, – весело продолжала Беатриче. – А знаешь, что сказала моя мама отцу, когда вы пришли? Ричи, – она изобразила тон матери, – цыгане уже и сюда добрались. – Тут мы расхохотались. – А твой брат тоже кадр. Я за вами весь вечер наблюдала. Никогда не видела живого наркомана.

– Ты – за нами?

– Да, когда ты не шпионила за нами, я шпионила за вами.

Море перед нами было черное, густое, точно нефть. Вдалеке парень с девушкой разделись, побежали, нырнули. Голые, с мокрыми волосами, стали целоваться в воде. Стоял август, небо осыпало нас падающими звездами.

– Ты красивая, – сказала я неожиданно.

– Ты тоже, но платье у тебя ужасное.

Я снова восторженно рассмеялась.

Я больше не хотела умирать.

– Обними меня, – попросила я.

Сейчас я недоумеваю, как это могло случиться, что я проявила инициативу на такую тему. Я еще никому, кроме матери и брата, не давала к себе прикасаться, по крайней мере, в Биелле, и страшно боялась физического контакта. И вот в Т. мне вдруг захотелось повзрослеть.

Дело в том, что Беатриче – волшебница, и я, точно маленькая несчастная сиротка из романов, сразу это почувствовала. Она пришла из сказки, спустилась на Землю, чтобы спасти меня. Прикоснись ко мне, – думала я, – исполни мое желание. Она распахнула руки, ноги, точно говоря: «Иди сюда!» И я пошла. Я спряталась. Она укрыла меня собой, прижала к себе. Положила подбородок мне на плечо, предложила:

– Подождем, пока звезда упадет.

Так мы провели минут десять или даже пятнадцать: молча, в ожидании. Потом и правда вниз полетела точка, словно в космосе бросили зажженную спичку, и через мгновение погасла. Мы обе вздрогнули, закрыли глаза и старались думать, потом одна за другой открыли их и крикнули:

– Готово!

Не знаю, что она загадала, но свое желание – поскольку оно не сбылось – я могу рассказать: чтобы мы подружились навсегда.

Но все это было лишь краткое отступление. Как и все божественные явления, неожиданные дары, сюрпризы, длилось оно недолго. Когда на мысе начали запускать петарды, Беатриче поднялась и сказала, что ей пора.

– Как тебя зовут? – спросила я больше для того, чтобы удержать ее.

– Беатриче. А тебя?

– Элиза.

– Мы еще встретимся, Элиза, обещаю.

Но она исчезла, как и Лоренцо.

Вернулась на свою сверкающую планету, и больше я ее не видела.

Пока не наступило восемнадцатое сентября.

8

Переменная звезда

«Переменная» – изменчивая, непостоянная, нестабильная.

Первый день в новой школе был кошмаром.

Перед этим я неделю не спала от беспокойства. Хотя мама и Никколо были еще в Т. и я даже не подозревала, что через месяц они оставят меня там, жизнь у нас дома стала невыносимой.

Родители только и делали, что воевали друг с другом. Уже не по-крупному, с криками и скандалами, а экономно: уколы, вздохи, мелкие порции яда. Я ревновала. Не к отцу, а к Никколо: к тому, что он может все время сидеть с ней рядом на диване, тогда как я должна выходить и сражаться с этим устрашающим миром подростков Т.

Восемнадцатого сентября я вся на нервах приехала на пьяццу Марина в полной уверенности, что меня тут же заметят и