Почему мы расстались - Дэниел Хэндлер Страница 25

Мне показалось, что ты почему-то очень настороженно произнес эти слова. Такой взгляд я замечала у тебя на тренировках, когда тренер дул в свисток и ты думал, что облажался и что сейчас тебе достанется.

– Все нормально, – сказала я.

– Я к тому, что она могла бы и подождать с этими разговорами, понимаешь? Но, конечно, это невозможно, потому что сегодня она ушла на весь день! С Андреа! А мою девушку, значит, можно выставлять из дома, потому что нам сию минуту нужно поговорить!

– О чем она хотела с тобой поговорить?

Ты замер на месте и очень резко сел на стул, стоявший в углу. А потом ты встал, и я чуть не рассмеялась, потому что ты напомнил мне о фильме «Пико и сын», вот только ты ни с кем не менялся шляпами.

– Послушай, – произнес ты. – Я хочу тебе кое-что сказать.

– Хорошо.

«Что-то про маму», – подумала я и снова ошиблась, Эд, потому что такие дуры, как я, всегда ошибаются.

– Джоан сказала, что с тобой я… что у нас с тобой все очень быстро. Ты рассказала ей про кинозвезду, и Джоан знает, что на меня это совсем не похоже, и она сказала, что с девушками, с которыми я встречался раньше, обычно все было по-другому. Но что ты очень умная и невинная – Джоан так и сказала, – но не в том смысле, понимаешь?

– Да, – ответила я и почувствовала, что у меня упало сердце. Ты собрался меня бросить, потому что тебе так сказала сделать сестра?

– И да, я понимаю, что Джоан хотела сказать, но она сама не знает, о чем говорит, Мин. Она просто тупица, как и все вокруг, да? И Кристиан, и Тодд, и все, кто несет бред о том, что мы из разных миров, как будто ты прилетела на ракете.

Мне нужно было что-то ответить.

– Да, – сказала я. – Так значит?..

– Значит, пусть идут в задницу, – сказал ты. – Меня их мнение не волнует, понимаешь?

Я чувствовала, что расплываюсь в улыбке и плачу одновременно.

– Потому что, Мин, мне виднее, понимаешь? Я знаю, что ничего не смыслю в гейских фильмах, черт, прости. Без обид. Ха! Но я готов, Мин. Готов устроить такую вечеринку, какую хочешь ты, готов не ходить на тусовки. Сделаем все, что ты захочешь, в честь восемьдесят девятого дня рождения этой актрисы, хоть я и забыл, как ее зовут.

– Лотти Карсон. – Я сделала шаг тебе навстречу, но ты остановил меня жестом, потому что еще не договорил.

– И каждый считает своим долгом что-нибудь сказать, да? Мы с тобой еще всякого наслушаемся. Твои друзья, наверное, тоже что-то говорили?

– Да, – ответила я.

Я то ли чувствовала ярость, то ли яростно ощущала что-то другое, пока расхаживала рядом с тобой, мечтая, чтобы ты скорее обнял меня своими беспокойными руками.

– Да, – сказал ты, широко улыбнувшись. – Я хочу быть с тобой, и мы будем вместе. Мы будем вместе. Да?

– Да.

– Потому что меня не волнует, что ты девственница, что ты особенная, что ты выпендрежница, что ты придумываешь странные вечеринки с невкусными кексами и съедобными иглу. Мы просто будем вместе, Мин.

– Да.

– Все говорят нам одно, а мы сделаем всё наоборот.

– Да!

– Потому что, Мин, послушай, я тебя люблю.

У меня отвисла челюсть.

– Нет, ты не обязана… Я понимаю, что это безумие, Джоан сказала, что я свихнулся, но…

– Я тоже тебя люблю, – призналась я.

– Ты не обязана…

– Я давно хотела это сказать, – ответила я. – Но все вокруг говорят, что…

– Да, – подтвердил ты. – Мне тоже многое говорили. Но я все равно тебя люблю.

– И я, – произнесла я. – И плевала я на каждое слово, которое кто-нибудь осмелится сказать.

– Я тебя люблю, – повторил ты, остановившись. И мы, смеясь и соединив раскрытые ненасытные рты в долгом страстном поцелуе, повалились на диван, а потом скатились на пол, который – ай! – без подушек оказался очень твердым. Мы хохотали. Мы снова целовались, но лежать на полу было неудобно.

– Что случилось с подушками?

– Их убрала Джоан, – ответил ты. – Но черт с ней и с подушками.

Я рассмеялась.

– Чем хочешь заняться теперь, Мин?

– Хочу попробовать «Пенсьери».

Ты моргнул.

– Что?

– Ликер для печенья, – ответила я. – Я его нашла. И хочу попробовать.

Я надеялась, ты не спросишь, где я достала ликер, и мои надежды сбылись, поэтому я тебе об этом и не рассказывала.

– Ликер для печенья, – произнес ты. – Понятно. Хорошо. Где он?

А принесла бутылку, но стаканы решила не брать. Я несколько раз провернула крышечку – и мне в лицо ударил странный крепкий запах: он чем-то напоминал аромат вина, но в нем проскальзывали яркие волшебные нотки каких-то трав и минералов.

– Ты первый, – сказала я, протянув тебе бутылку.

Ты, хмурясь, заглянул в горлышко, улыбнулся мне, медленно отхлебнул ликер и тут же выплюнул его прямо на свою футболку.

– Господи! – крикнул ты. – Что это? Очень похоже на инжир с пряностями. Что там намешано?

Я так смеялась, что не могла тебе ответить. Ты улыбнулся и стянул футболку.

– Даже трогать это не хочу! Вот черт, на штаны попало!

Под мои вопли ты попытался влить ликер мне в рот и плеснул его мне на рубашку. Я дико завизжала и, выхватив у тебя бутылку, стала размахивать ей, словно гранатой. Ты, улыбаясь, расстегивал джинсы, а я почувствовала на коже липкий ликер, отставила бутылку и сорвала с себя рубашку, не расстегнув ни одной пуговицы. Раздался звук рвущихся ниток, какие-то пуговицы покатились под телевизор, а я, стоя в лифчике, сгибалась пополам от смеха, глядя, как ты возишься с ширинкой джинсов. Я смотрела фильм «Зов стихии», Эд, я видела полностью отреставрированную гравюру «Акробаты». Но я никогда не видела ничего красивее тебя, стоящего посреди гостиной сначала в трусах – так ты напоминал мне маленького мальчика, – а потом и голышом. Ты оглушительно хохотал, восторженно глядя на меня, а на груди у тебя красовалось пятно от ликера. Это прекрасное зрелище стояло у меня перед глазами, когда я через пару часов добиралась домой в куртке, которую купила тебе и которую ты отдал мне, потому что на улице резко похолодало. Ты завернул меня в куртку, которую больше не собирался носить, и застегнул ее на все пуговицы, чтобы спрятать мою запачканную рубашку, и я всю дорогу до дома думала о голом смеющемся тебе. С этой картиной ничто не шло в сравнение. Даже то, что ты сделал со мной, когда я ответила на твой следующий вопрос: я, разрумянившись и чуть дыша, разметалась под твоими нежными пальцами и губами – такими теплыми, что невозможно было отличить одно от другого, – и делал со мной то, что было бы не под силу ни одному парню, ведь ни один парень не стал бы так ласково и радостно просить о помощи. Как бы умопомрачительно и поразительно ни было то, что ты со мной сотворил, это и рядом не стояло с твоим смеющимся лицом. Я не рассказывала тебе, как красив ты был тогда, хотя в тот день тысячу раз призналась тебе в любви, пока все вокруг твердили, что нам не быть вместе. Только теперь, сидя в слезах в «Леопарди» рядом с другом, я могу рассказать тебе об этом умопомрачительном зрелище: оно стоит у меня перед глазами в свете того великолепного утра, которое улыбалось мне, пока я улыбалась тебе.

– А теперь, Мин, – выдохнул ты, – чем бы ты хотела заняться?

И я краснею, вспоминая, что ответила тогда.

Книга «Когда гаснут огни», в которой постоянно встречается выражение «неизгладимое впечатление». Латунная маска императора из фильма «Царство гнева», которая крутилась в бурлящем потоке, а потом медленно погрузилась в темную воду. Печальный надменный взгляд, который Патрисия Оскампо бросила вслед отъезжающему дилижансу в фильме «Последний день Эль-Пасо». Обращенный к небу крик Паоло Арнольда, который высек из камня фигуру сфинкса. Неизгладимое впечатление оставляют ноги Бетт Мадсен, которая в невероятных чулках исполняет шпагаты в фильме «Что за штучка!», неизгладимое впечатление оставляют дети из фильма «Тело – это машина» (Le corps est une machine), которые играют, пока по другую сторону ограды убийца истекает кровью, а еще неизгладимое впечатление оставляют летающие тарелки из фильма «Летающие тарелки!». На всякий случай я проверила в интернете: неизгладимое впечатление – это то, что надолго остается у нас в голове. Почти как несмываемые чернила.

Одно из моих неизгладимых впечатлений осталось у меня из сада Синей