Безумная ночь - Лиз Карлайл Страница 27

В бальном зале под ними умолкла музыка. Бентли молча смотрел на нее, и Фредди не могла понять, что означает этот взгляд, но что-то в нем тронуло ее сердце. На мгновение ей показалось, что он едва сдерживает гнев, и слезы полились ручьем. И тут он сломался: крепко прижав ее спиной к мраморной колонне, накрыл ее губы своими.

Фредерика на какое-то мгновение утратила способность думать, перестала даже дышать, попыталась отвернуться, оттолкнуть его, упершись ладонями в плечи, но безуспешно. Его широкие ладони буквально обожгли обнаженную кожу рук, язык проник к ней в рот, и как-то само собой получилось, что Фредерика прижалась к нему всем телом. Он взял ее лицо в ладони, чтобы губы не ускользнули от него. На сей раз это не был поцелуй легкомысленного повесы. Им, казалось, владела необузданная страсть, неутоленное желание.

На мгновение оторвавшись от нее, Бентли взмолился:

– Только не плачь, Фредди! Умоляю тебя, только не плачь!

Потом его длинные сильные пальцы зарылись в ее волосы, язык проник глубоко в рот, и все тело Фредди охватила дрожь. Она ощущала запах крахмала от его галстука, терпкий аромат одеколона и жар мужского тела. Он целовал ее снова и снова, слегка царапая кожу начинавшей отрастать щетиной, и Фредерике было страшно, страшнее, чем в тот раз, когда он лишил ее девственности. Тогда он был просто бесшабашным Ратледжем, а этот мужчина пугал ее накалом своих страстей.

Она, должно быть, вскрикнула: не выпуская ее лица из ладоней, он чуть приподнял голову, обжигая ее кожу горячим прерывистым дыханием. Потом его хватка ослабла, и буря страсти улеглась так же неожиданно, как началась.

Только тут Фредерика осознала, что отвечала на его поцелуи, а руки ее обнимают его за талию, забравшись под фрак, и что дыхание у нее такое же горячее и прерывистое. Она едва подавила в себе желание вновь потянуться к нему губами, и он, как молитву, прошептал:

– Господи! Господь всемогущий!

Бентли крепко прижал ее к себе, и на мгновение, перестав сопротивляться, Фредди поддалась этому безумию и обмякла в его объятиях, в его сильных руках. Его тело было полно жизненной энергии и мощи, и она почувствовала себя очень слабой, обессилевшей и сбитой с толку. Под шелком его жилета мощно билось сердце.

– А теперь скажи мне, Фредерика, – спросил он хрипло, – испытываешь ли ты те же самые эмоции, когда тебя целует твой жених? От его прикосновения у тебя перехватывает дыхание? Подкашиваются ноги? Скажи, что это так, и, клянусь, я спущусь по этой лестнице и навсегда уйду из твоей жизни.

Но Фредерика молчала, да и что тут скажешь? Никого другого у нее не было и никогда не будет, но куда хуже другое: она инстинктивно понимала, что ни с кем не испытает таких же чувств, как с ним. В том-то и заключалась опасность. Всего каких-то несколько недель назад она, глупая девчонка, считала, что все на свете знает, но, как выяснилось, цену неприкрытой человеческой страсти ощутила лишь теперь, будучи обесчещенной.

Фредди боялась что-либо говорить, потому что не доверяла собственным чувствам, да и о ребенке надо было подумать. Его безопасность и благосостояние она не могла подвергать риску даже ради удовлетворения своего темного желания, которое обещало сладкое, ни с чем не сравнимое удовольствие. Она отчаянно пыталась запретить себе желать Бентли Ратледжа, хотела забыть связанные с ним удовольствия, но ее тело само тянулось к нему, и ей вдруг стало страшно, что у нее нет ни сил, ни воли сопротивляться этому.

Похоже, ее молчание его расстроило: он вдруг резко отстранился и уставился в пол. Повисшая тишина прерывалась лишь взрывами смеха и музыкой, доносившимися из бального зала.

Наконец он заговорил, не глядя на нее:

– Скажи мне, Фредерика, чего ты хочешь, и поставь на мне крест, черт бы тебя побрал!

У нее едва не остановилось сердце.

– Поставить крест?..

Бентли медленно поднял голову, и она увидела в его глазах… отчаяние. Это совершенно не вязалось с обликом отъявленного негодяя и распутника.

– Я не находил себе места все это время, – признался Бентли. – Если я тебе нужен, то, умоляю, так и скажи, освободи меня от этого адского чувства вины.

Адское чувство вины. Это просто слова, или они и правда выражают то, что он чувствует? И что он может ей предложить?

Впоследствии Фредерика не могла сказать, откуда взялась храбрость – если это можно так назвать – солгать ему. Но она собралась с духом и прошептала:

– Я не могу рисковать и уезжаю из Англии. Мне нужна жизнь спокойная и обеспеченная. Это самое лучшее для… для всех заинтересованных сторон. У тебя нет причин считать себя виноватым.

Ее рука словно сама собой поднялась и легонько опустилась на его плечо. От этого прикосновения его тело напряглось, из горла вырвался то ли хрип, то ли стон.

– Ты прав в одном: то, что мы делали, мне понравилось, а дальше я собираюсь делать то, что хочу… Тебя устраивает такой ответ?

– Да, вполне, – кивнул Бентли и, даже не взглянув на нее, быстрым шагом пошел в сторону галереи, завернул за угол и исчез.

Фредерика, казалось, целую вечность стояла, прислушиваясь к его удаляющимся шагам. Ей вдруг стало страшно, как будто она только что совершила величайшую ошибку в своей жизни. Но ведь он ничего ей не предложил, да она ничего и не просила. В любом случае Бентли Ратледж не смог бы стать хорошим отцом, надежным верным мужем, даже если бы захотел. Да, все так, но что делать с ее глупым сердцем?

Фредерика подхватила юбки и помчалась за угол, к балюстраде. Ухватившись за ограждение, она наклонилась так низко, что закружилась голова, и отчаянно принялась шарить взглядом по толпе внизу. Гостей пригласили в столовую, и бальный зал быстро пустел. Бентли видно не было.

Тем временем Бентли спустился по лестнице в бальный зал, повторяя как заклинание: «Только не останавливайся и не поднимай глаз». Похоже, он выпутался из этой истории без потерь.

Бентли прокладывал себе путь через толпу, не обращая внимания на мелькание красок и какофонию звуков. Вот кто-то резко засмеялся, кто-то с ним поздоровался, кто-то его окликнул, но он не обращал ни на что внимания. Он кого-то нечаянно задел локтем, зазвенело стекло – наверное, упал и разбился бокал с шампанским. Не останавливаясь, Бентли выбрался из бального зала и направился к выходу.

В