Безупречный - Элси Сильвер Страница 29

И я знаю, что это будет больно.

Через несколько вдохов это приносит свои плоды. Бык подпрыгивает в воздухе, извиваясь, как спортсмен — он и есть спортсмен, — прежде чем упасть и развернуться. Мое плечо ноет, и я сосредотачиваюсь на том, чтобы крепко держать пальцы на веревке, а локоть плотно прижать к ребрам. Это все, что я могу сейчас сделать.

Мое тело бунтует, но я заставляю его принять нужное положение, ругаясь себе под нос, пока бык продолжает свое разрушительное турне.

Звучит звонок, и меня охватывает облегчение.

Раньше мне казалось, что я мог бы вечно сидеть на спине брыкающегося быка, но в последнее время, как только раздается звонок, мне хочется уйти. Какая-то маленькая часть меня знает, что, когда я прыгаю с быка, это не идет мне на пользу. Что-то обязательно происходит, если ты занимаешься этим долго. Такова статистика.

Никому не может везти вечно.

Сегодня вечером я высвобождаю руку и спрыгиваю, приземляясь на ноги. Булфайтеры [28] выходят на арену, и Лейтер Гейтор гонит их к выходным воротам, в то время как я мчусь к боковому ограждению.

Стоять и праздновать посреди арены всегда кажется очень кинематографичным — до тех пор, пока вы не видите, как пару ничего не подозревающих парней сбивает бык, который за несколько секунд оказывается у них за спиной.

Находясь в безопасности на обочине, первое, на что я обращаю свой взгляд, — на место, где сидела Саммер. Второй вечер подряд она на ногах, насвистывает, как старая, поседевшая спортивная фанатка. Это заставляет меня смеяться. Когда она видит, что я смеюсь, она робко показывает мне большой палец и застенчиво улыбается.

И, черт возьми, это приятно.

Потому что это — прямо здесь — не входит в ее должностные обязанности.

13

Саммер

Папа: Как прошли интервью?

Саммер: Хорошо.

Папа: И это все? Хорошо ли он себя вел?

Саммер: Он дал отличные интервью. Образец профессионализма. Несмотря на то что ты говоришь о нем, Кип. Ты в курсе, он не собака.

Папа: Ты ругаешь своего босса?

Саммер: Нет. Я ругаю своего отца. Если только ты все еще не выяснил имя вашего нового сотрудника. Тогда я могла бы отругать своего босса.

Папа: Бедный, бедный Джеронимо [29].

Это ненормальный уровень восторга для человека, который, как предполагается, выполняет работу. Наблюдать, как Ретт скачет верхом на быке, — такого волнения я никогда не испытывала. Это высшая степень демонстрации мужественности. Он достаточно сумасшедший, чтобы вскарабкаться на животное, которое хочет его убить. Достаточно сильный, чтобы удержаться. И достаточно опытный, чтобы хорошо выглядеть, делая это.

Почти уверена, что пульсация у меня между ног означает, что теперь я фанатка ковбоев.

Я внутренне смеюсь над этой мыслью, когда несусь по трибунам к задней площадке, на ходу показывая охране свой пропуск на шнурке.

Волнение по поводу его поездки смешивается у меня внутри с беспокойством о том, что он усугубляет свою травму, продолжая участвовать в родео, когда ему нужна медицинская помощь. Но это не моя работа.

Моя работа — помогать Ретту поддерживать его имидж. Заботиться о нем.

Или, по крайней мере, это то, что я продолжаю говорить себе, хотя почти уверена, что Кип не ездил на соревнования ни с кем из спортсменов, которых он представляет, и не проводил вечера, растирая их мускулистые плечи.

— Привет, куколка. — Какой-то ковбой, похожий на Кена [30], прислоняется к стене, когда я заворачиваю за угол.

Он тянется к моей руке, и мне это не нравится, так что я проскальзываю мимо, избегая его прикосновения, и отмахиваюсь от него с вымученной улыбкой.

— Меня зовут Саммер.

Парень улыбается в ответ, но улыбка не касается его глаз. Вдруг рука в кожаной перчатке обхватывает мой локоть, и раздается глубокое, хриплое:

— Эй.

Ретту не нужно сильно меня дергать. Мое тело само тянется к нему.

Я поворачиваюсь спиной к другому парню и смотрю на заросшее щетиной суровое лицо Ретта. Черт. Он действительно горячий. Я так старалась не признаваться в этом самой себе. Но время от времени даже мимолетный взгляд на него поражает меня в самое сердце.

Его волосы распущены и падают на плечи, он все еще одет в жилет, покрытый логотипами спонсоров, поверх рубашки на пуговицах. На этот раз тепло-серого цвета. Она расстегнута ровно настолько, чтобы я могла видеть россыпь волос на его, как я уже знаю, идеально подтянутой груди.

Я сглатываю, пытаясь избавиться от внезапной сухости в горле.

— Я даже не знаю, какой у тебя счет, — глупо выпаливаю я. — Но ты был потрясающим.

Его янтарные глаза, которые он прищурил, глядя в сторону другого парня, теперь смотрят с теплотой.

На меня.

— Да?

— Да. — Я делаю шаг назад, нуждаясь в том, чтобы оставить немного пространства между мной и соблазнительным теплом его тела. — Ты… — Я неловко машу руками, пока ищу подходящие слова. — Ты, черт возьми, оседлал этого быка.

Ретт откидывает голову назад, и его охватывает глубокий, искренний смех. Кадык вздрагивает, и его пальцы знакомо сжимают мой локоть.

— Ты должна заставить их поместить это в рекламу о нем. — Тео Сильва подходит к нам, ухмыляясь. Немного взбалмошный, но с таким чертовски детским личиком.

Он поднимает руки вверх и вытягивает их прямо, как будто представляет себе газетный заголовок.

— Стар как мир, но все еще может, черт возьми, оседлать быка.

— Ты маленький засранец. — Левая рука Ретта взлетает и игриво ударяет кулаком по жилету Тео. Они смеются.

Потом незнакомый блондин добавляет:

— И каждую фанатку ковбоев в туре. — И неторопливо уходит.

И вот тогда я выскальзываю из объятий Ретта. Потому что этот парень, может, и придурок, но он прав. У Ретта есть определенная репутация, а у меня — дурная привычка позволять мужчинам, от которых мне следовало бы держаться подальше, разбивать мне сердце.

В отель мы возвращаемся в тишине. Почти напряженной.

Там, на арене, все казалось естественным. Я смеялась, он смеялся, его руки обнимали меня, а его друг подшучивал над ним. Он казался самим собой.

А потом этот единственный язвительный комментарий превратил все в реальность. Потому что я здесь работаю, а он — мой клиент. Это то, о чем я должна помнить.

На этот раз мы не пялимся друг на