Лотос - Дженнифер Хартманн Страница 3

Дерьмо. Что-то не так.

Меня начинает тошнить, а дыхание сбиваться. Не раздумывая, я натягиваю зимние ботинки и выбегаю через парадную дверь в одних спортивных штанах и футболке с «Ох уж эти детки!».

Свежий воздух – приятный контраст с жаром, охватившим меня. Моя голова поворачивается вправо, и я замечаю Лорну Гибсон, стоящую на крыльце своего дома и наблюдающую за происходящим. Одна ее рука сжимает подвеску с крестом, в то время как другая прикрывает рот. И ее глаза не наполнены привычными презрением и осуждением – они наполнены слезами.

Сердце бешено колотится, колени дрожат. Я набираюсь храбрости и с трудом перебираю ногами по тонкому слою снега, покрывающему лужайку. Полицейские огни размыты, и я осознаю, что снова забыла надеть очки.

Когда я подхожу к крыльцу Гейба, то не утруждаю себя стуком. Я дергаю за ручку и протискиваюсь внутрь, чуть не задев офицера дверью. Три незнакомых лица поворачиваются, чтобы посмотреть на меня, нахмурив брови и плотно сжав губы.

– Вы друг семьи? – спрашивает один из них.

Мой голос дрожит, когда я отвечаю:

– Где Гейб? Он ранен?

Но потом я вижу его.

Офицер отходит в сторону, показав моего друга. Гейб сидит на краю своего дивана, упершись локтями в колени. Его красные глаза блестят от слез. Он смотрит на меня с самым душераздирающим выражением лица, которое я когда-либо видела.

Мое сердце сжимается от хаотичных ударов, смятение и страх борются внутри меня.

– Гейб… что, черт возьми, происходит?

Гейб встает, потирая лицо ладонями, и медленно шагает ко мне. Его темно-русые волосы прилипли к вспотевшему лбу.

– Сидни.

Я смотрю на него, ожидая ответа с широко раскрытыми глазами и дрожащими коленями.

– Сидни… – продолжает он, затем делает глубокий вдох. – Это Оливер. Они нашли Оливера.

Воздух покидает мои легкие с громким свистом, и я покачиваюсь на обеих ногах, думая, не послышались ли мне эти слова. Мое и без того затуманенное зрение ухудшается, когда слезы застилают глаза.

– Ч-что?

Из меня вырывается еще один сдавленный вздох, и слова Гейба начинают поочередно доходить до меня.

Они нашли Оливера.

Они. Нашли. Оливера.

Мне удается задать еще один вопрос:

– Где было его тело?

Его тело. Его кости.

Его грязный комбинезон с пятнами от мороженого.

Гейб делает еще несколько шагов вперед, его кадык подрагивает, когда он тяжело сглатывает. Подойдя ко мне, он сжимает мои плечи. И я так благодарна за это, потому что его следующие слова выбивают из-под моих ног почву.

– Он жив.

Я падаю в обморок.

Глава 2

Сидни

Синяя больничная занавеска – последний барьер, стоящий между мной и моим лучшим другом детства. Мужчиной, обнаруженным на обочине заснеженного шоссе в тридцати милях к западу от его родного города. Его нашли без рубашки, в крови и в странном защитном костюме.

Мои кроссовки так сильно прилипли к больничному полу, что это стало мне оправданием оставаться по другую сторону занавески и грызть ногти. Руки сильно трясутся, глаза зажмурены, а комок в горле отказывается сдвинуться с места.

Прямо как мои ноги.

Я не знаю, что увижу, когда пройду через этот занавес, и именно поэтому я тяну время. Вот почему я напугана до чертиков. Я на грани слез, безмолвна и покачиваюсь. Часть меня думает, что я увижу того же маленького мальчика двадцатидвухлетней давности: с веснушками на носу, лохматыми волосами и челкой, скрывающей два любопытных глаза. Мы вместе съедим одно фруктовое мороженое, скажем «тук-тук» шутку, а потом все вернется на круги своя.

Так, как и должно было быть.

Другая часть меня ожидает призрака.

Оливер Линч не может быть настоящим… Он не может быть живым, ходить и говорить, по его жилам не может течь теплая кровь. Он может быть только кучей костей и земли.

И прекрасным воспоминанием.

Последние двадцать четыре часа перевернули с ног на голову все, что я знала. Разрушили стены, которые я возводила годами. Разбили в пух и прах каждую несостоятельную теорию, которую я насильно скармливала себе, просто чтобы справиться с горем.

Просто чтобы я могла двигаться дальше без него.

Но часть меня знала… Часть меня, черт возьми, знала, что он все еще где-то там. И я ненавижу себя за то, что не продолжала упорно искать его.

Рука Гейба скользит к моей пояснице, заставляя подпрыгнуть на месте.

– Ты в порядке?

Я даже забыла, что он стоит рядом со мной.

Я киваю и вымученно улыбаюсь. Но все это ложь. Мои руки продолжают дрожать, ногти обгрызены, ноги едва выдерживают мой вес.

Боже, что мне ему сказать?

Вспомнит ли он меня вообще? Я совсем не похожа на ту семилетнюю девочку с солнечными косичками и пухлыми щечками. Теперь я взрослая женщина.

А он мужчина.

– Как он выглядел? – вопрос вырывается шепотом. Мой взгляд прикован к занавеске, как будто я могу с помощью рентгеновского зрения украдкой взглянуть на него.

Я знаю, что мне нужно сделать, – отодвинуть занавеску и войти внутрь. Я знаю это… но если он не вспомнит меня, если он не посмотрит на меня и не увидит фейерверки, овсяное печенье и смех под летним солнцем, клянусь, мое сердце иссохнет и умрет.

Рука Гейба медленными поглаживаниями путешествует вверх и вниз по моему позвоночнику, обвивается вокруг моего плеча и успокаивающе сжимается. Он отвечает таким же напряженным шепотом:

– Потерянно. Он выглядел… потерянно.

Мои внутренности скручиваются и болят, пока я борюсь со слезами.

– Они все еще не знают, что с ним случилось?

– Пока нет. Он сбит с толку и растерян. Доктор даже не позволил мне сразу увидеть его, потому что они не знали, как он поведет себя. Но в итоге… – Гейб прерывисто сглатывает, опуская подбородок на грудь. – В итоге он не узнал меня.

Нет.

Я понимаю, что Гейб был только в детском садике, когда Оливер исчез, но, Господи, помоги мне, я хочу, чтобы он помнил все. Каждую деталь нашего волшебного детства, которая была навсегда выгравирована внутри меня.

– Хочешь, я пойду с тобой?

Отказ вырывается из меня сразу же, несмотря на то, что мои ноги все еще отказываются двигаться с места, словно они приросли к полу.

– Я справлюсь.

– Точно? – он криво улыбается, нас обоих переполняет душевное смятение. – Потому что я буквально держу тебя прямо сейчас.

В доказательство Гейб отпускает мое плечо, и я спотыкаясь, почти влетаю в эту уродливую занавеску. Он хватает меня за запястье, прежде чем я