Путеводитель влюблённого пессимиста - Дженнифер Хартманн Страница 30

Краем глаза замечаю, как она размытым пятном приближается ко мне. Ее голос теряет свою первоначальную резкость, становясь мягче. Из него сочится скорее жалость, чем презрение.

Что еще хуже.

У меня хватает сил лишь покачать головой, потому что я не знаю ответа на ее вопрос. Я понятия не имею, что творю, – я лишь в курсе того, что сделал, и того, что никогда не смогу исправить.

– Ты зашел слишком далеко, Кэл. Меня убивает то, что я вижу тебя таким.

И затем она присаживается на корточки рядом со мной, ее кожаные штаны гармонируют с чернильной подводкой, нарисованной в виде крылышек в уголках каждого глаза. Вьющиеся темные волосы мелькают в поле моего зрения, и я сжимаю челюсти. Я скрежещу зубами так, что те вот-вот треснут.

Я близок к тому, чтобы сломаться.

Может, я уже сломан, а может, никогда и не был собран воедино.

– Я переспал с ней, – с несчастным видом бормочу я, сжав руки в кулаки на бедрах. Стрекоза нежно ударяет по одному из них, надеясь найти спрятанное внутри хрустящее лакомство. – Я, черт возьми, погубил ее. – Гнев и сожаление окутывают меня как черный плащ. – Боже.

До моих ушей доносится вздох, когда Джолин садится рядом со мной у стены. Тишина заполняет пространство между нами, и она долго изучает меня. Пытается прочитать мои мысли.

– Она взрослая девушка, – наконец говорит она. – Если это случилось, значит, она того хотела, и я, честно говоря, удивлена, что это не случилось раньше. Я видела, как она смотрела на тебя в тот день в гараже: она без ума от тебя, Кэл.

Я холодно смеюсь.

– Ее ошибка.

Она хлопает меня по плечу – сильнее, чем я ожидал, но не так сильно, как я, вероятно, заслуживаю.

– Прекрати ненавидеть себя. Ты выше этого. Большую часть времени ты неисправимый засранец, это точно, но ты и близко не такой уж плохой, как тебе кажется.

– Спасибо.

– Я серьезно. Два с половиной года назад подобный ход мыслей привел тебя к наркотикам, и будь я проклята, если увижу, как это произойдет снова.

Та дождливая сентябрьская ночь до сих пор давит на меня, как очередная трагедия, завершающая мое унылое существование. Визг шин, размытый свет фонарей, грохот металла о мостовую. Я до сих пор помню образ звезд перед глазами, когда лежал на мокрой земле, а кровь заливала глаза.

Казалось, что они движутся. Танцуют от галактики к галактике, исполняют желания, которые мне не принадлежали. В тот момент, когда дождь хлестал меня по лицу, я подумал об Эмме, и мне показалось, что моя спина треснула пополам. Мне стало интересно, была ли она среди этих звезд. Как и папа. Они выглядели ярче и волшебнее, чем обычно. Возможно, причина того, что я не справился с управлением мотоциклом и вылетел из него, заключалась в длительном приеме обезболивающего.

Порой я до сих пор теряю контроль над собой, как и в те мрачные месяцы.

Кажется, будто я нахожусь под могильником, из которого нет выхода. Ни чистого воздуха, ни солнечных лучей, пробивающихся сквозь грязь. Я понимал, что должен цепляться и карабкаться, пока мои ногти не согнутся, пальцы не начнут кровоточить, а легкие не захлебнутся грязью и прочим.

Я знал эту истину, но она звучала так чертовски тяжело.

Когда в жизни ничего не дается легко, самый легкий выход кажется привлекательным. Поэтому я хватался за все, что попадалось на пути.

Алкоголь, наркотики, безымянные женщины.

Я жил во мраке, поэтому старался держаться в тени.

А потом произошел несчастный случай.

– Зачем ты купил эти таблетки? – спрашивает Джолин. В каждом слове сквозит беспокойство. – Что в твоей жизни произошло столь плохое, что ты решил снова пойти по этому пути? Ты так усердно работал, Кэл. Я просто… честно говоря, я в бешенстве. Я действительно чертовски зла на тебя.

Я слышу гнев в ее голосе и понимаю, как сильно она волнуется.

Прежде чем я успеваю ответить, собаки начинают царапать лапами сетку для патио, поэтому я отрываю задницу от пола и тащусь через кухню, чтобы впустить их. Они стряхивают снежинки со своей шерсти и носятся кругами, сливаясь в серо-кремовое пятно.

Кики напоминает мне Люси. Энергичная, стремящаяся угодить, всегда ищущая любви, даже в неподходящих местах. Зефирка напоминает мне Эмму. Спокойная и уверенная в себе, она никому не дает покоя.

И еще есть мой котенок-белочка, отвергающая любовь и внимание. Обычно она боится солнца, поэтому прячется в тени.

Я едва не смеюсь над этими параллелями.

Но вдруг Стрекоза удивляет меня тем, что внезапно присоединяется к этому хаосу и принимается гоняться за собаками по кухне и гостиной. Я останавливаюсь на минуту. Эта сцена заставляет меня обратить внимание на что-то светлое и радостное, на что-то, отличное от моей депрессии.

Трое невероятных друзей, беззаботных и необузданных, ищут приключений, а перепуганный маленький котик говорит: «Да пошло оно все!» – и ныряет прямо в самую гущу событий.

У меня сжимается грудь, когда я прислоняюсь спиной к стене и засовываю руки во все еще влажные карманы. Я смотрю на Джолин и сжимаю челюсть. Она сидит, скрестив ноги, и ждет, что я отвечу на ее вопрос, пролью свет на то, почему я снова пытаюсь разрушить свою жизнь.

Она ни за что не позволит мне сорваться, и я ее не виню.

– Я даже не уверен, что собирался их принимать. – Я провожу рукой по волосам и хрущу костяшками пальцев. Стоять тяжело, но мне удается удержаться на ногах. – Просто они принесли такое… знакомое чувство безопасности. Мне стало немного легче от осознания, что они рядом. Так близко.

Я уверен, все это не имело ни малейшего гребаного смысла, но думаю, это правда. Мне кажется это правильным. У меня имелся миллион возможностей запихнуть таблетку в горло, но я этого не сделал. Я всегда думал о Люси и о том, как она будет разочарована – как я буду разочарован, зная, что подвел ее.

Зная, что подвел себя.

Снова.

Джолин кривит губы, слушая мой ответ. Дымчатые глаза сливаются с нефритовыми, когда она оглядывает меня с ног до головы, сложив руки на коленях.

– Она знает? – задает вопрос.

– Нет. Думаю, она заметила, что я стал чаще пить, но о таблетках не в курсе.

– Она вообще знает о чем-нибудь из этого? О твоем прошлом, о твоей истории? О несчастном случае?

Я закрываю глаза и быстро встряхиваю головой, как будто пытаюсь избавиться от воспоминаний.

– Нет.

– Я могу поговорить