Безумная ночь - Лиз Карлайл Страница 30

Раннок долго смотрел в пустую чашку. Фредерика с самого начала не отрицала, что все происходило с ее согласия, так что ее наивность несколько преувеличена. Как бы им ни хотелось во всем обвинить Ратледжа, это, черт возьми, было не так!

– Я понимаю, к чему ты клонишь, – проворчал Раннок, – но Ратледж – распутник и мерзавец.

– Ах, Эллиот, Эллиот, – пробормотал викарий, помешивая ложечкой кофе. – В молодости мы все вряд ли лучше, чем о нас думают окружающие, ты же знаешь. К тому же он далеко не юнец и мне даже нравится.

– Вот как? – недовольно проворчал Раннок.

Амхерст усмехнулся:

– Да, представь себе, и Фредерике, кстати, тоже, если не сказать – больше, чем нравится, иначе она никогда не поступила бы так. Ты ведь знаешь, что по молодости мы все совершаем легкомысленные поступки.

– С этим не поспоришь. А скажи-ка мне, что ты о нем знаешь.

Викарий чуть помедлил, потом заговорил:

– В прошлом был случай, когда Ратледж очень меня выручил. Если тебе нужны подробности, можешь расспросить об этом мою жену.

Раннок догадался, что, наверное, удалось предотвратить какой-то скандал:

– Что-нибудь с Робертом, да?

Амхерст кивнул:

– И Ратледж, хотя все ожидали другого, показал себя самым преданным другом, пусть даже Роберт этого не заслуживал. А это, Эллиот, говорит о зрелости человека.

Раннок взял со стола одно из перьев и принялся вертеть в пальцах.

– Ты считаешь, что он будет Фредди хорошим мужем?

Викарий ответил с улыбкой:

– Это одному богу известно. Однако вспомни, что сказал Эразм[11]: уж лучше дьявол знакомый, чем тот, которого не знаешь. Какое ее ждет будущее, если она не выйдет за него замуж?

Раннок оттолкнул пустую чашку:

– Не знаю.

– То-то и оно! Мир жесток, Эллиот, и мы не всегда можем защитить от него своих детей. Ратледж по крайней мере из уважаемой семьи. Я считаю его брата, лорда Трейхорна, своим добрым другом. Если вдруг – заметь, я говорю «если» – он не будет как следует заботиться о Фредерике, можно быть уверенным, что о ней позаботится его семья. Так что молитвенник лежит у меня в кармане, и я поддерживаю кандидатуру Бентли Ратледжа. Что скажешь ты?

Раннок некоторое время сидел не двигаясь, потом с решимостью уверенного в себе, слегка надменного вельможи вскочил со стула и бросил через плечо:

– Жди здесь. Мне нужно поговорить со своей женой.

* * *

В конце концов Амхерст одержал верх над маркизом Ранноком, да и жена его поддержала мудрые доводы викария. Однако – и леди Раннок особенно настойчиво подчеркнула это – решающее слово в вопросе о браке должно принадлежать Фредерике. Они уже пообещали ей один вариант решения и теперь не могли просто так взять свои слова назад.

Маркизу опять пришлось встретиться со «знакомым дьяволом» и, взяв себя в руки, поведать ему о чувствах Фредерики. Потом Раннок вместе с женой отправился в музыкальную комнату и сообщил подопечной об изменении своего решения. Юная леди этому не обрадовалась, но тем не менее полчаса спустя Бентли жестом пригласили в музыкальную комнату, а викарий, чтобы приободрить, подтолкнул его в спину.

Когда он вошел в комнату, Фредди сидела за фортепьяно, подбирая одним пальцем какую-то грустную мелодию, и вовсе не походила на женщину, которая ждет ребенка. Это была обычная Фредди, с чернильно-черными волосами, собранными в элегантный пучок, с четко очерченными прекрасными бровями. При виде его они взлетели вверх, и она встала с табурета – олицетворение нежной экзотической красоты.

– Доброе утро, Фредерика, – произнес он спокойно и уверенно.

Фредди явно нервничала, судя по торопливому реверансу.

– Спасибо, что пришел, Ратледж, – проговорила она сухо. – Боюсь, что Эллиот не смог донести до тебя мою точку зрения.

Ага, значит, она намерена начисто все отрицать.

– Твою точку зрения? – склонив голову к плечу, переспросил Бентли.

Она быстро пересекла комнату и подошла к нему:

– Очень мило, что ты сделал мне предложение, но, уверяю, в этом нет необходимости.

– А я думаю иначе, поскольку ты носишь моего ребенка.

Она чуть заметно улыбнулась:

– Уж мне ли не знать: большую часть утра меня… Впрочем, не будем об этом.

Бентли встревожился и, коснувшись ее локтя, спросил:

– Фредди, ты плохо себя чувствуешь? Может, послать за доктором?

На ее лице опять появилась та самая горькая улыбка, которой, ему казалось, он будет теперь всегда бояться.

– Спасибо, но и в этом тоже нет необходимости, – махнула она рукой и отошла от него. – Возможно, ты не в курсе, но в моей родной стране ребенок, рожденный вне брака, не покрывает позором его мать, и как только проклятая гражданская война закончится…

Тон ее не понравился Бентли, и он прервал ее:

– Довольно, Фредди! Я уже слышал это от Раннока, так что нет смысла повторять. Ты не бежишь во Фландрию, не возвращаешься в Португалию и ни за кого там не выходишь замуж, в чем хотела меня убедить. Только зачем?

Ее глаза вспыхнули гневом.

– Какое тебе дело? Ты мне не хозяин, чтобы командовать!

Бентли почувствовал, как в жилах закипает кровь. Нет, видимо, убедить ее не удастся, так что придется перейти к крайним мерам.

– Возможно, опекун недостаточно четко изложил тебе мою точку зрения, – процедил он, с трудом сдерживая гнев. – Поскольку ты носишь моего ребенка, тебе не удастся покинуть Англию, а если надеешься на это, то тебя, черт возьми, ждет глубокое разочарование.

Фредди застыла на месте и прошипела:

– Что я слышу? Неужели угрозу?

Он увидел, как под голубым шелком утреннего платья задрожали от гнева ее плечи, и решительно заявил:

– Это мой ребенок, Фредерика, и я намерен заботиться о нем. И не вздумай встать на моем пути.

Карие глаза насмешливо взглянули на него, и Фредди сердито фыркнула:

– Твой ребенок! Твой путь! Как ты смеешь даже предполагать, что я не стану заботиться о благополучии этого ребенка? Поверь, Ратледж, я очень хорошо знаю, как важно иметь родителей, чувствовать, что тебе есть на кого опереться. Прежде чем нести подобную чушь, представь себе, каково ребенку без обоих родителей, как это было у меня.

Бентли отвел от нее взгляд и уставился куда-то в глубину музыкальной комнаты. О да, она это знала, и наверняка гораздо лучше, чем он. Фредерика сама осталась сиротой, а Бентли по собственной безалаберности оставил без