Дамы тайного цирка - Констанс Сэйерс Страница 31

– А теперь отдай его мне. Вот что бывает, когда говоришь, не подумав.

– Курио! – Я упала на колени рядом с архитектором, обеими руками поддерживая его голову, и подняла глаза на Отца. – Что ты с ним сделал? Останови это, отец!

Я лихорадочно ощупывала костюм на Курио, пытаясь найти, что причиняет ему боль. Тучный архитектор бешено мотал головой взад и вперёд, уклоняясь от моих прикосновений, как будто они его обжигали.

– Это не твоя забота, Сесиль.

– Отец! – Я заслонила лежащего человека от его взгляда, надеясь, что это нарушит поток его магии.

Отец устало вздохнул, взглянул на люстру над нами и произнёс скучающим голосом:

– Курио. Ты хочешь быть закуской на сегодняшнем ужине у демонов? – Он наклонился и протянул руку. – Сейчас же.

Курио неохотно выплюнул что-то красное и сырое в подставленную ладонь Отца, обтянутую перчаткой. К своему ужасу я поняла, что это был отрезанный язык. По пылающему лихорадочным жаром лицу Курио бежали пузырящаяся слюна и кровь, забрызгивая серую щетину на подбородке.

– О нет! – Я немедленно вскочила и стянула верхнюю кофточку, чтобы вытереть бедняге лицо. В ярости я повернулась к Отцу, внутри меня кипел гнев. – Как ты мог это сделать? Как ты мог?!

Я завопила так пронзительно, что над спинками кресел в саду возникли головы – посмотреть, что там за шум.

Не обращая на меня внимания, Отец приблизил лицо к Курио.

– Ты должен найти способ копать глубже к Стиксу с помощью той магии, которой располагаешь. Пусть это послужит тебе уроком. В следующий раз это будут твои руки.

Отец открыл окно и выбросил язык Курио в сад, где его тут же схватила пара воронов, громко галдя.

– Сесиль, – сказал Отец. – Не смей мешать мне, когда я занимаюсь делами.

– Этот человек страдает! – Отец улыбнулся моим словам, и это привело меня в ещё большее бешенство. Он так сильно напомнил мне Эсме, что у меня задрожали руки. У Курио выпучились глаза, он захлёбывался собственной кровью. Я осторожно коснулась его, попыталась усадить, но, к моему удивлению, он с такой силой оттолкнул меня, что я чуть не упала на пол. К тому моменту его окружили Доро и Алые Сёстры, весь коридор ожил. Курио мычал и визжал что-то Доро на странном языке, который немой клоун, его товарищ по несчастью, кажется, понимал.

– Сесиль, – позвал Отец. – Идём.

Он переступил через трясущееся тело Курио и двинулся в сторону двери в Великий Лабиринт.

– Нет, – произнесла я настолько низким голосом, что Отец посмотрел на меня с любопытством.

Взгляд Доро встретился с моим. Алая Сестра с одинокой пирамидальной кроной волос положила руку мне на плечо и прошептала:

– Мы отведём Курио в его комнату. Здесь с тобой ему небезопасно.

Мой взгляд метался с Доро на сестёр и обратно к Курио, и все они смотрели на меня в страхе. Я отчётливо поняла, что мне здесь не место. Я постояла, немного пришла в себя и последовала за Отцом в сады.

– Что случилось такого важного, что ты прибежала ко мне с обвинениями?

Солнце стояло высоко, как всегда в лабиринте, наши сады не нуждались в дожде. Как будто ничего не произошло, Отец спокойно надел солнечные очки и оперся на трость. Его длинное пальто было слишком плотным для прогулки в таком тёплом месте. Приостановившись, он заметил что-то у себя на кружевном воротнике и раздражённо потрогал пятнышко. Это была кровь.

– Курио, – процедил он и двинулся в Великий Лабиринт.

Я шла позади на ватных ногах.

– Чем, ради всего святого, он такое заслужил? Ты отрезал ему язык, как… как варвар!

Он повернулся в узком проходе между живыми изгородями, чтобы встретиться со мной лицом к лицу.

– Уверяю тебя, Сесиль, Курио сам откусил себе язык.

– Едва ли, – фыркнула я. Со своего места у входа в лабиринт я до сих пор видела, как вздрагивают сияющие лаковые ботинки архитектора.

– Сесиль! – Отец стукнул тростью. – Уймись.

Я с усилием сглотнула – каждое его слово приводило меня в ярость. Это существо украло мои воспоминания, моё детство. Из-за него я как корабль без компаса. Окончательно я разгневалась, увидев, как Доро помогает Курио подняться на ноги. Они оба пострадали от рук отца, оба потеряли голос. Я сжала кулаки и выпалила, не стараясь смягчить слова:

– Я так понимаю, ты считаешь меня слишком слабой даже для того, чтобы помнить своё собственное детство?

По обыкновению Отец нетерпеливо постукивал тростью – но когда внезапно перестал, я поняла, что допустила серьёзный просчёт. Я хотела немедленно взять свои слова обратно, но было слишком поздно. Стало так тихо, что я услышала, как вдалеке один крокетный мячик стукнулся о другой, за этим последовали смех и звон, с которым поставили на блюдце фарфоровую чашку.

– Кто тебе это сказал? – Сквозь его маску пробивались черты, которые он обычно старался скрывать.

– Никто! – ответила я с вызовом. Ещё не договорив, я задумалась: а что если он и меня сейчас заставит откусить язык за то, что я так грубо с ним разговаривала? Он сможет так поступить со своей родной дочерью? Из-за его красивой внешности и остроумия его часто недооценивали, но я знала его лучше.

– Естественно, кто-то сказал тебе это, Сесиль, – произнёс он обезоруживающе спокойно.

– Это правда? – Я сделала глубокий вдох и затеребила оборки на своей юбке, стараясь перевести разговор на другое.

Он посмотрел на меня, приподняв уголок губ. Отец довольно самовлюблённый, он постоянно совершенствует свой смертный облик – привлекательный и вечно молодой, но сквозь иллюзию пробиваются намёки на его истинную сущность. Белые клочки в бороде, чуть вытянутые уши. У отца мягкие кудри длиной почти до воротника и широкие, по-детски большие янтарные глаза – но с промельком горизонтальных зрачков.

Когда он уставал или, как в данном случае, злился, его смертная «оболочка» часто слетала.

– Кто же тебе сказал… Плутар? – Он словно выплюнул её имя.

– Нет, – отпрянув, пробормотала я в страхе за нашу костюмершу.

– Тогда Сильви?

– Господи, нет!..

Но то, что он упомянул её, подтверждало мои подозрения, что Сильви знает больше, чем показывает.

– Значит, это была твоя сестра.

Он говорил уже менее резко, не сомневаясь, что выявил преступника. Теперь он мог вырезать гнилой побег, восстановить порядок в своём цирке.

Хотя Эсме насмехалась надо мной и унижала меня, я вдруг испугалась за неё. Это была ошибка, ужасная ошибка. Я была зла на Эсме за годы насмешек и скользких намёков. Как ребёнок, я хотела, чтобы Отец вмешался, остановил сестру. В каком-то смысле я хотела небольшой мести. Я