Обещание сердца - Эмма Скотт Страница 32

– Я тоже влюбился в тебя в ту ночь, – признался я. – В моем полном страданий мире ты оказалась единственным источником добра и красоты.

Она улыбнулась мне в губы.

– А ты мало-помалу вернул к жизни мою музыку, Ной. Но на том пикнике ты сказал, что больше не станешь меня целовать.

– Да, у меня имелась дурацкая привычка говорить не то, что я на самом деле чувствовал.

– Правда? Значит, ты тоже хотел новых поцелуев? – Ее мягкий голос был полон теплоты и любви.

– Да, детка, еще как хотел. Хотел чувствовать на лице тепло солнечных лучей, дышать свежим воздухом, которого был лишен столько времени, и целовать тебя без устали. – Я сунул руку в карман пиджака, где лежала маленькая бархатная коробочка, и повернулся к ней. – Я хочу всегда целовать тебя, Шарлотта. И все время хочу быть рядом с тобой.

На лицо упали первые капли дождя, но я почти не чувствовал их.

Шарлотта сняла с меня солнцезащитные очки и провела кончиками пальцев по моим щекам.

– Поцелуй меня, – прошептала она.

Я послушался, совершенно потеряв голову. Я наслаждался ее губами и бархатным прикосновением маленького язычка…

…пока сам воздух не содрогнулся от чудовищных раскатов грома, даже отдавшихся у меня в груди. Небо разверзлось, и, как будто прорвало плотину, хлынул дождь.

Шарлотта испуганно вскрикнула, что неудивительно. Судя по всему, в небе змеились молнии, а над нами возвышался самый большой в мире громоотвод.

Мы вскочили на ноги, быстро – как смогли – собрали в корзинку остатки испорченного пикника, после чего Шарлотта повела меня на другую сторону улицы, чтобы укрыться под навесом.

– Господи, я до чертиков перепугалась, – нервно рассмеялась она. – Мы вымокли до нитки. Интересно, сколько времени придется искать такси… – Она сжала мне руку. – Эй, все хорошо. Жаль, конечно, что дождь испортил пикник, но я наслаждалась каждой минутой, милый. Пусть даже это продлилось недолго.

Я кивнул. Господи, она слишком великодушна. И полна любви. Может быть, еще удастся все спасти? Может быть, сделать предложение под парижским дождем? Нет, в этом холодном ливне не было никакой романтики. Шарлотта замерзла и уже начинала дрожать.

Мы вернулись в отель и вместе приняли горячую ванну, которая немного смягчила мое разочарование.

В тот вечер я сел работать над книгой. У которой по-прежнему не было конца.

Глава 17

Перу

Мини-тур Шарлотты закончился в Бразилии, в Сан-Паулу, откуда мы полетели в Перу на мой день рождения. Там, на Уайна-Пикчу, она сыграла для меня рассвет, описывая с помощью своей скрипки расцвеченное яркими красками небо и наполняя его живущей в ее душе музыкой.

Наверное, мне все же стоило захватить с собой кольцо. И сделать ей предложение прямо там – в тот самый миг, когда я обнимал ее дрожащими руками и целовал в губы. После того как исчезли боль и горечь, поселившиеся в сердце после несчастного случая, я перестал о чем-либо сожалеть.

По возвращении в отель, расположенный в Священной долине, мы занялись любовью, и я вложил в каждое движение свои сердце и душу. Отдал Шарлотте всего себя без остатка. Как и она. Все ее вздохи, крики и стоны, прикосновения пальцев к моей коже и шрамам, мое имя на ее устах… принадлежали только мне. Мы растворились друг в друге, и накатившая в конце волна удовольствия стала лишь дополнительной наградой.

Потом она заснула, потому что мы встали ни свет ни заря, чтобы подняться на вершину Уайна-Пикчу до рассвета. Я решил сделать предложение сразу, как моя любимая проснется. Да, вероятно, сцена выйдет не слишком впечатляющей, но после необыкновенного подарка, который Шарлотта преподнесла мне на горе, я больше не хотел ждать. Сегодня утром счастье переполняло меня, а когда Шарлотта согласится стать моей женой, оно и вовсе перельется через край.

Я дремал рядом с ней с глупой улыбкой на лице, которая вскоре сменилась болезненной гримасой. Приняв таблетку, я поплелся в ванную, где сполз на пол и привалился к стене в ожидании, когда мигрень, захлестнувшая меня подобно цунами, начнет отступать. Я лишь молился про себя, чтобы Шарлотта ничего не заметила.

Она все же проснулась и нашла меня в ванной.

– Что происходит, Ной?

– Все хорошо, – хрипло пробормотал я, и любой бы почувствовал в моих словах ложь. – У меня была мигрень, но она уже проходит. Возвращайся в кровать, детка. Я скоро приду. Боль… почти ушла… почти…

– О, милый. – Она опустилась на колени и прижала мою голову к своей груди. – Тебе лучше? Ты принял таблетку? – Она забрала из моей ослабевшей руки пузырек с лекарством и резко, судорожно втянула в себя воздух. – Ной, на прошлой неделе оставалось семь таблеток. Семь. Я точно знаю, потому что убирала пузырек в сумку перед отъездом в Сан-Паулу. Здесь только две.

– Шарлотта…

– У тебя было пять приступов мигрени за неделю? Или… Люсьен упоминал, что это сильнодействующее лекарство. Неужели у тебя появилась… зависимость? – спросила она дрожащим голосом, полным страха и беспокойства. – Ной, что происходит?

От мучений Шарлотты мне становилось только хуже. Вот почему я всеми силами старался скрывать от нее головные боли, возникающие все чаще и чаще.

– Нет никакой зависимости, – ответил я, чувствуя, как затылок разрывается от боли. – Или есть? Может быть, таблетки просто-напросто уже не действуют…

– Когда приступы мигрени участились? Как давно? – Шарлотта обхватила ладонями мое лицо, вынуждая повернуть голову в ее сторону. Если бы я мог взглянуть на нее… – Ной, почему ты не сказал?

– Не хотел тебя пугать.

Или себя. Теперь, когда она узнала правду, страх, что со мной что-то не так, лишь усилился. Будто бы признание проблемы наделило его дополнительной властью.

– Ничего страшного, – произнес я, пытаясь хоть немного ее успокоить. – Просто я устал и сильно нервничал. Не стоит волноваться.

Разумеется, Шарлотта мне не поверила.

– Перестань, Ной, – твердо сказала она, хотя ее голос дрожал. – Мы ведь решили ничего не скрывать друг от друга.

– Все правда хорошо, – ответил я, отворачиваясь.

– Нет, – возразила она срывающимся голосом. – Ничего хорошего. Я так увлеклась мировым турне, что и не заметила, что с тобой происходит. Господи, как я могла не понять…

Я дернулся от ее слов, как от удара хлыстом, сдирающего кожу. Из-за меня Шарлотта терзалась чувством вины. Еще одна