Финиш - Кейт Стюарт Страница 33

Тобиаса через стеклянную дверь душевой кабины, смотрю, как он водит мочалкой по телу. Ванная – единственная комната, которую я полностью переделала, когда купила дом, потому что размером она была с кладовку. И хотя места здесь теперь в два раза больше, кажется, будто от присутствия Тобиаса она снова стала тесной.

Иезекиль Тобиас Кинг – дьявольски таинственное совершенство, особенно когда мокрый.

И он заявляет, что принадлежит мне. Навсегда.

Сев в ванну, беспардонно наблюдаю за тем, как он откидывает мочалку и наносит пригоршню шампуня на темную шевелюру, а потом смотрит на меня горящими глазами.

Мокрые ресницы подчеркивают бесподобный цвет его глаз. Даже через струю воды вижу их очень отчетливо. Мне снова двадцать, и я тянусь к Тобиасу, а он встречает меня на полпути в душ, после чего безрассудно целует, насаживая на член. Член, который теперь пробудился к жизни, пока мы смотрели друг на друга, поглощенные воспоминаниями и потерявшие самообладание от желания. Толстый, усеянный венами член налился кровью, и у меня слюнки текут, когда смотрю на головку. Жестоко, но Тобиас отворачивается, и вода брызжет на его вытатуированные вдоль лопаток крылья. И тогда я вижу повреждения кожи, явное вмешательство в рисунок, по которому не раз водила губами. Выходные отверстия раны. Одно – четко под правой лопаткой, а другое – над правым бедром.

При виде них и их значения на глаза тут же наворачиваются слезы. Тобиаса серьезно ранили, пока мы были в разлуке. Перед глазами всплывают туманные воспоминания о той ночи, когда он неумолимо брал меня в отцовском особняке, и не припоминаю, чтобы чувствовала их, но они могли там быть.

– Тобиас, – похолодев, хрипло шепчу, но он меня не слышит. Невероятных трудов стоит не подойти к нему и не потребовать ответы, но стена между нами толще стекла и фарфора. Тобиас не хочет давить на меня, и я тоже не хочу, чтобы на меня давили. В это мгновение кажется, будто он сопротивляется желанию прикоснуться ко мне, но не могу понять почему и не знаю, что сейчас чувствую. Словно услышав мои мысли, Тобиас поворачивается ко мне, внимательно смотрит, а потом отводит взгляд. С его губ срывается еще одно ругательство, он выключает душ, хватает полотенце и выходит из ванной.

Глава 14

Тобиас

Страх.

Это все, что я видел через стеклянную дверь душевой кабины.

Этого страха вкупе с тем, что Сесилия, черт возьми, не доверяет мне, хватает, чтобы я начал ставить под сомнение возвращение в ее жизнь. Обратная сторона медали, которая заставляет меня нервничать. А еще мне тошно от осознания правды, которая беспрестанно бурлит в груди и обжигает кислотой. В глазах Сесилии страх не потому, что она боится меня. Сесилия боится того, как наш союз может на ней отразиться и отразился в прошлом. И тем не менее высоко держит голову, вытянув изящную шею, пока мы едем на машине на встречу. Сесилия красит губы помадой, а потом приглаживает влажные волосы и завязывает их в хвост. Молча смотрит в окно, и я беру ее за руку, подношу к губам, поцеловав тыльную сторону.

– Мы должны это сделать, Сесилия. Но, надеюсь, это не сильно повлияет на нашу жизнь здесь.

– Знаю.

– Это не подлежит обсуждению.

– Знаю.

– Я обещал, что ты будешь в курсе каждого моего шага.

– Я этого и хочу.

На миг оторвав взгляд от дороги, смотрю на Сесилию.

– Уверена?

– Да, – холодно отвечает она. – Знание – это роскошь, за которую я давным-давно расплатилась.

– И ты его получишь, но оно не принесет тех плодов, которых желаешь, – во всяком случае, сначала.

Она снова отворачивается к окну, а я останавливаю машину на обочине, потому что хочу, чтобы Сесилия меня услышала. Она заперта в машине и разговора ей не избежать, именно здесь я хочу ей признаться. Хочу быть готовым к любой ее реакции. Сесилия хмурится, когда я вытаскиваю телефон и набираю сообщение, откладывая встречу. Отправляю смс и поворачиваюсь к Сесилии, которая вопросительно на меня смотрит.

– Сейчас нам нужно кое-что обсудить.

– Тобиас… – качает она головой. – Я понимаю, почему нам нужна охрана.

– Все не так просто.

Сесилия сердится:

– Проклятье, да у тебя всегда все не просто, не так ли?

– Да, и я о том же. Всегда все будет непросто. Всегда. Независимо от обстоятельств. И ты должна решить: стоят ли отношения со мной непрестанной головной боли и, что важнее, твоей жизни. Твоей жизни, Сесилия, потому что, как только ты примешь это решение, пути назад не будет.

– Я приняла это решение еще несколько лет назад, пока ты не решил за меня, помнишь?

– Да чтоб тебя, перестань быть такой легкомысленной! – рявкаю в ответ. – А может, я думаю, что ты до сих пор не приняла решение, потому что твои чувства изменились.

– Я не веду себя легкомысленно. Я приспосабливаюсь. О чем еще ты мне не рассказал?

– Обо всем, потому что ты не предоставила такой возможности! – Сжимаю руки в кулаки, изо всех сил пытаясь сдерживать гнев. – И я понимаю, ладно? Понимаю, но все действительно очень серьезно.

Сесилия облизывает нижнюю губу, смотря на меня полным сожаления взглядом.

– Я стараюсь.

– Знаю. Тело Дома даже в землю опустить не успели, как Майами приняли ответные меры.

Она смотрит на меня круглыми глазами.

– Что?

– Они приехали из Флориды с пушками наперевес и объявили тотальную войну, как только мы закончили зачищать следы заварушки в доме Романа. Мы были совершенно не готовы.

– Господи.

Поворачиваюсь к ней и смотрю прямо в глаза.

– За неделю они ударили по южным филиалам Братства и убили в каждом по Ворону, включая брата Алисии. Так мы и познакомились – на его похоронах. Я был там в день, когда его хоронили.

С мрачным лицом Сесилия кивает.

– Но мы с ней сошлись не тогда. После твоего отъезда я побывал еще на дюжине похорон, включая похороны Доминика.

Сесилия пытается осмыслить то, что я рассказываю, ее глаза полны сочувствия – это реакция истинной королевы, а не ревнивой бывшей.

– Они все прибывали и прибывали, Сесилия, и цель у них была только одна. Моя голова. Ты наверняка помнишь, что лишь несколько учредителей знали о моей связи с Братством. Как только Майами меня разоблачили, я стал врагом номер один. Мы с Шоном поделили филиалы, усилили меры безопасности, хотя на самом деле были в плохих отношениях. Тогда мы вообще не разговаривали, но наша преданность была незыблема. Потому мы трудились сообща и добились успехов.