Путеводитель влюблённого пессимиста - Дженнифер Хартманн Страница 33

Я слышу звуки скрипки и пианино – музыку, от которой мне не хочется плакать.

На вершине холма стоит дом, а по траве бегают дети. Их лица мне незнакомы, но внутри возникает чувство, будто я их знаю. Мне также неизвестен этот дом, однако кажется, что он мог быть построен из моих собственных костей.

Люси берет меня за руку, все еще оставаясь видением в белом.

Может, мы мертвы, а может, и нет.

На самом деле, я думаю, мы никогда не были более живыми.

– Грядет новое приключение, – говорит она мне, и я вижу звезды и лунную поляну в ее глазах.

– Ты готова? – спрашиваю я.

Готовы мы или нет, но мы прыгаем.

Мы ныряем во что-то, напоминающее сверкающую лужу воды, – и в этот момент я резко просыпаюсь. Я весь в поту. Одеяла запутались у меня в ногах, а одна рука обвита вокруг талии Люси. В комнате царит кромешная тьма, ночь крадет меня, и я чувствую себя напуганным и встревоженным, но в то же время странно довольным.

– Люси, – шепчу я ей в волосы, собираясь с силами, чтобы притянуть ее ближе.

Она слегка шевелится, но ничего не говорит. Я снова погружаюсь в сновидения.

Она все еще рядом.

У меня стучат зубы.

Посреди ночи Люси вливает мне в рот еще одно лекарство. Пока я лежу как труп на спине в ожидании облегчения, она обвивается вокруг меня. Я все еще жив. Люси напоминает мне, что я все еще жив.

– Ты… веришь, что все происходит… по какой-то причине? – спрашиваю я, когда ее нога оказывается между моими бедрами. Наверное, сейчас не время заводить какие-либо серьезные дискуссии, но у меня голова идет кругом от безумия. Безумие и ясность сливаются воедино.

Она утыкается носом в изгиб моей шеи.

– Нет, – отвечает она, ее голос вибрирует на моей коже. Ее мурлыканье успокаивает. – Но я верю, что мы способны найти причину всему.

Я не уверен, что понимаю, но, возможно, пойму, когда разум прояснится.

– Хм, – отвечаю я. – Мне жаль… я погубил тебя. Ты слишком идеальна… слишком чиста. Я облажался.

– Кэл, не надо. Просто поспи немного, и мы сможем поговорить об этом, когда тебе станет лучше, – говорит она, целуя меня в шею. – Ты меня не погубил.

– Что, если ты забеременеешь… что мы будем делать…

В моей памяти всплывают смеющиеся дети, бегающие вокруг дома на холме. Такие знакомые и в то же время такие недосягаемые.

– Я начала принимать противозачаточные несколько недель назад, – говорит она. – Поскольку наши отношения развивались, я решила действовать на опережение, на всякий случай…

– На случай, если я трахну тебя… в туалете бара, – жалобно бормочу я. – Заставлю истекать кровью. Наверное, я еще заставил тебя плакать.

– Я не плакала.

– Я не бросал тебя там, – добавляю я, внезапно пораженный мыслью, что она подумала, будто я бросил ее в баре. – Клянусь… мне просто нужно было покурить. Проветрить голову. Я вернулся, но тебя… там не было.

– Все в порядке. – Люси снова целует меня, ее губы скользят по моей шее. – Мне тоже нужно было время, чтобы все обдумать. Алисса помогла мне разобраться в этом.

– Держу пари, она хочет отрезать мне член.

– Нет. Она считает, что нам нужно начать все сначала, понять, чего мы оба хотим. Узнать друг друга получше, по-настоящему узнать.

Я пытаюсь обдумать все произошедшее, несмотря на лихорадочный туман. Мы ведь на самом деле не знаем друг друга. Она не знает, через что я прошел за последние десять лет. Мои демоны, мои недостатки. Она не знает о моих отношениях с матерью и о том, как они испортились, стоило ей увезти меня из дома, который служил связью с Эммой и папой.

С Люси.

Она не знает, что моя мать, чтобы избавиться от запятнанных воспоминаний, снова вышла замуж меньше чем через год после того, как отец покончил с собой.

Мама нашла новую семью, потому что, как оказалось, я не сумел ее должным образом поддержать.

Я ненавидел ее за это, ненавидел до чертиков.

До сих пор ненавижу.

И я также по-настоящему не знаю Люси. Я знаю ее сердце, ее светлую душу и то, как ее смех может поднять даже мое самое мрачное настроение. Знаю, что она могла бы питаться лаймовым желе и яблочными кексами и найти выход из любой беды с помощью пения. Она болтает без умолку, когда нервничает, плачет или счастлива. Она видит лучшее во всем, верит, что улыбка может исцелить разбитое сердце. Она способна выражать свою любовь абсолютно по-разному, потому что любовь для нее – это образ жизни.

Я знаю ее так чертовски хорошо, что она даже не догадывается о многих вещах, которые мне могут быть известны о ней.

Но я не знаю всего – я тоже пропустил десять лет ее боли, борьбы, побед и достижений. Она пережила потерю отца и хорошего друга, проблемы со здоровьем и, вероятно, множество несбывшихся мечтаний. И меня не было рядом во время всего этого.

Я знаю силу ее сердца, но не все, что заставляет его биться.

Мои глаза закрываются, когда лекарство начинает действовать.

– Отдыхай, Кэл, – выдыхает она мне в лицо, гладя рукой мои волосы. – Мы скоро поговорим.

Я глубоко вздыхаю, а затем поднимаю руку, чтобы найти ее ладонь.

Наши пальцы переплетаются.

И я засыпаю.

* * *

Когда дневной свет озаряет спальню, меня охватывает непонятное чувство.

Я не слышу чириканья птиц, которые обычно поют в это время под окном.

Перед рассветом у меня снова поднялась температура, но несмотря на тошноту, а также покрытое потом тело, я чувствую себя достаточно хорошо, поэтому соскальзываю с кровати и встаю. Стараясь вести себя тихо, дабы не разбудить спящую Люси, которая тихо похрапывает рядом, я, пошатываясь, выхожу из комнаты.

Мне приснился сон.

Я лихорадочно провожу рукой по лицу. Сейчас мне лучше, но видения все еще мелькают в голове. Как оказалось, на мне надеты спортивные штаны. Я смутно помню, как Люси помогла мне снять джинсы в тот момент, когда температура достигла предела.

Неуклюже ступая и пересекая холл, я привлекаю внимание животных, которым не терпится позавтракать и подышать свежим воздухом. Мне удается наполнить их миски едой и выпустить погулять. После этого я возвращаюсь в гостиную.

Остановившись, я устремляю свой взгляд на черный «маятник», стоящий без дела в углу комнаты и занимающий почти половину пространства.

Мое сердце замирает.

Я все еще слаб, но какая-то часть меня уже поправилась.

Я