Так близко - Сильвия Дэй Страница 35

Ты сжимаешь мою руку еще сильнее, и кольцо болезненно впивается в кожу. В твоих темных глазах читается ужас. Я не хочу, чтобы ты мучился, но ведь именно этим ты и занимался после того, как нашел меня. Возможно, рассказ доктора только усиливает худшие опасения.

Повысив голос, доктор Гольдштейн продолжает. Его глаза горят от любопытства: нечто интересное попало ему в руки, и теперь он хочет это изучить.

– Последние шесть лет ее жизни можно объяснить диссоциативной фугой[7], – говорит он. – По сути, ее травма оказалась настолько сильной, что сознание выполнило сброс настроек. Возвращение к прошлой жизни даже не рассматривалось как полноценный вариант.

Ты откашливаешься.

– Кажется, ей было комфортно со мной.

– Безразличие вашей супруги к неким экстремальным переживаниям – прекрасно задокументированная реакция. – Доктор явно уверен в правильности своего диагноза. – Это нормальная реакция, как перенапряжение или замешательство. Даже не зная источник травмы, мы можем предположить, как будет реагировать пациент. У нее могут быть ночные кошмары или флэшбеки. Могут появиться проблемы со сном или расстройства пищевого поведения. Она может демонстрировать признаки сознательного саморазрушения. Вполне возможно, что сюда же могут добавиться депрессия и суицидальные мысли, если она не будет находиться под постоянным наблюдением.

– Ничего такого еще не замечала, – возражаю я.

Доктор Гольдштейн резко поворачивается в мою сторону.

– Было ли у вас ощущение отстраненности от своего тела или эмоций? Казалось ли вам ваше восприятие окружающего мира искаженным или нереалистичным? Чувствуете ли вы, что сама ваша личность изменилась, потерялась?

У меня стынет кровь в жилах. Страх сковывает все мое тело.

– Я просто отстала от жизни на шесть лет, – спокойно отвечаю я. Если буду отвечать слишком эмоционально, меня сочтут истеричкой. – Мир изменился во всех смыслах. Я чувствую себя путешественницей во времени, но думаю, что в этом нет ничего необычного или загадочного.

– Как это лечится? – уточняешь ты.

– Мы попробуем восстановить воспоминания при помощи гипноза. Прием лекарств ускорит процесс. А затем мы проработаем травму, чтобы она могла с ней справиться.

Я смеюсь про себя. Психиатрия все еще остается на средневековом уровне. Не говоря уже о том, что он говорит только с тобой, словно меня здесь нет или я не понимаю его слова. Нет, Джозеф Гольдштейн не будет копаться у меня в голове.

Ты смотришь на меня, и я поворачиваюсь в твою сторону. Глядя прямо в глаза, я пытаюсь прочитать твои мысли. Ты разжимаешь мою побелевшую руку, и ободряюще поглаживаешь меня по плечу. Кровь приливает обратно к онемевшим пальцам.

– Спасибо за объяснения, – благодаришь ты. – И спасибо вам за исключительную заботу о моей жене, доктор Хамид. Я ваш должник.

– Да, – поддерживаю я. – Большое вам спасибо.

Она улыбается.

– С каждым иногда случаются чудеса. К счастью, вы обошлись без сломанных костей или других тяжелых повреждений. Мне было приятно помогать вам, Лили.

– Когда бы вы хотели записаться на прием? – уточняет Гольдштейн. – Я могу подыскать время сегодня днем. Нам не стоит медлить.

Ты грациозно встаешь и протягиваешь мне руку, помогая подняться. Мне действительно нужна помощь. У меня подкашиваются ноги, а в голове все путается. Я не узнала ничего нового. Я пыталась не обращать внимания на последствия, но больше не могу себе это позволить.

– Мы временно уезжаем из города, – отвечает Кейн. – Мы позвоним сразу после возвращения.

Гольдштейн обиженно поджимает губы.

– Я повторюсь, что не рекомендую вашей жене оставаться без поддержки психотерапевта. В таком состоянии людям может быть трудно выстраивать близкие отношения. Возобновление половых актов может воспрепятствовать эмоциональному воссоединению, а не укрепит ваш брак.

– Хорошо, я принял к сведению.

Ты еще раз благодаришь врачей, пожимаешь им руки, а потом выводишь меня из кабинета.

Мы молча идем к лифту, но теперь ты крепко прижимаешь меня к себе, попутно печатая какое-то сообщение. Как только мы дверцы лифта закрываются, ты обнимаешь меня.

– Он говорил слишком агрессивно, – шепчешь ты, – и поставил тебя в неловкое положение. Мне жаль, что именно он занимался твоим случаем. Ты должна была обо всем рассказать.

Я напрягаюсь, дыхание становится прерывистым. Такая близость – сравнивая с тем моментом, когда мы выходили из пентхауса, – заставляет меня отпрянуть.

– Мне вовсе не хотелось говорить об этом с Витте.

На твою теплоту я отвечаю холодом. Аромат настоящего мужчины окутывает меня со всех сторон, ограждая от враждебных запахов дезинфицирующих средств и болезней. Ты прижимаешься ко мне и крепко обнимаешь.

– Я плохо справился, да? Был слишком осторожен?

– Это одно и то же, – дерзко отвечаю я, пытаясь вырваться из твоих объятий.

– Я не мог рисковать и просить тебя заходить слишком далеко, ведь каждый медработник предупреждал меня о возможных рисках. Просто мои чувства к тебе нельзя назвать деликатными.

– Или ты просто ничего не чувствуешь.

– Сетаре. – Ты страстно прижимаешься губами к моему виску. – Я очень сильно тебя хочу. И всегда хотел. Мне очень жаль.

Незнание, насколько правдивы твои слова – жуткая пытка.

– Тебе не нужно было врать, что мы уезжаем из города. Я и так хотела сказать ему, что у него нет ни малейшего шанса залезть ко мне в голову с помощью лекарств, гипноза или чего-то еще. Ему просто нужен уникальный врачебный случай, чтобы написать исследование для публикации или лекции. Я не позволю кому-то использовать мои воспоминания в личных целях.

– Я не врал. И я согласен, что он всего лишь напыщенный осел. – В твоем голосе появляются нежные нотки. – Но его самомнение сыграло в нашу пользу, когда детективы приезжали задать ему несколько вопросов. Да, он действительно будет настаивать на своем диагнозе, даже на краю могилы.

Я закусываю губу. Доктор Гольдштейн действительно был лучшим вариантом или просто самым выгодным, учитывая все обстоятельства? Правду уже не узнать, даже если я спрошу об этом напрямую.

– Он вообще хоть в чем-то оказался прав? – спрашиваешь ты.

Я ничего не уточняю, поскольку доктор действительно оказался близок к истине, но сейчас меня переполняет любопытство. И надежда. Куда мы сейчас едем? И надолго ли?

– Да.

– Хочешь встретиться с другим специалистом? – спокойно спрашиваешь ты, и тон твоего голоса успокаивает меня. Он и раньше меня завораживал. – Мне хочется, чтобы ты хотя бы попробовала.

– Зачем? Мы вообще собираемся спасать наш брак? Или ты думаешь, что сеанс психоанализа заставит меня позабыть о тебе и я снова исчезну? В конце концов, ты даже не намекнул, что хочешь, чтобы я была рядом с тобой.

Наступает мучительная тишина.

– Тебя