Дьявол носит чёрный - Л. Дж. Шэн Страница 37

В данном случае Мэдисон – пешка, но будь я проклят, если позволю Джулиану сбить ее с поля.

– И да, ключ к счастью заключается в том, чтобы окружить себя хорошими людьми. Я выяснил это путем проб и ошибок. Не знаю, о чем там говорила Клемми, – отец указал на дверь, – но ты не можешь потерять эту женщину. Она слишком хороша, чтобы отпустить ее.

– Почему ты так говоришь? – я провел рукой по подбородку. В целом я с ним согласен. Но мне трудно поверить, что в Мэд мы оценили одни и те же вещи. Прямо скажем, ее отличную задницу, созданный для минетов рот, саркастичные замечания и эксцентричные наклонности.

– Она умная, дерзкая, нежная и красивая.

Ладно, возможно, мы действительно видели одно и то же. Просто из его уст это звучало не так грязно.

– Она уважает твою семью. Упорно трудится ради своих целей. Постоянно улыбается, хотя я уверен, что ей не всегда приходится легко, – уточнил он.

– Папа. – Джулиан сел на край кровати, взяв бледную руку отца в свою. Иногда я забывал, что Джул мне не брат. Но он чувствовал себя им. До тех пор, пока папа не объявил, что я его преемник. С тех пор он не уставал повторять, что «просто» кузен. На самом деле, в последнее время в девяноста процентах случаев он называл отца дядей Ронаном, хотя знал, что это разрывает его на куски. Джулиан неловко похлопал папу по руке, словно она сделана из слизи. Он не смог бы притвориться, что испытывает искренние чувства, даже если бы перед ним лежало пособие «Как быть человеком. Для чайников».

– Думаю, может, тебе пора позаботиться о себе. Проводить больше времени дома с Лори. – Разумеется, мама теперь тоже стала Лори. После всех бессонных ночей, которые она проводила, крепко обнимая его, когда Джулиану снились кошмары после смерти родителей. Всех устроенных для него вечеринок по случаю дня рождения. Всех слез, которые она выплакала, когда он испытывал боль. – Может быть, пришло время… уйти на пенсию, – закончил Джулиан, наморщив лоб в притворном беспокойстве.

– На пенсию? – мой отец впервые почувствовал вкус этого слова на языке. За пятьдесят лет он не пропустил ни одного рабочего дня. Сомневаюсь, что ему вообще когда-нибудь приходило это в голову. Работа приносила ему счастье. Он не знал себя вне бизнеса. – Хочешь, чтобы я оставил свой пост?

– Никто этого не хочет, – прошипел я, пригвоздив Джулиана убийственным взглядом. – Ты, должно быть, ослышался. Вот что бывает, когда люди говорят с набитым дерьмом ртом.

– Чейз! – возмутилась мама.

– Он борется изо всех сил. – Джулиан выпрямил спину, выпятив подбородок. – Но что если в здании отключат электричество, а он будет в лифте? Что, если он упадет? Что, если ему понадобятся лекарства, а подать их будет некому? Так много всего может пойти не так.

Точно. Например, я могу случайно вытолкнуть тебя из окна.

– Джулиан, заткнись, – рявкнул я.

– Акционеры скоро начнут задавать вопросы. Это компания стоимостью два миллиарда и триста миллионов долларов, и ею управляет больной человек. Простите, я говорю это лишь потому, что больше ни у кого не хватает смелости. – Джулиан поднял руки вверх. – Этически неправильно скрывать от совета директоров такое заболевание. Что, если…

– Заткнись, Джул! – отрезала Кэти, разрыдавшись. Моей сестре не свойственно плакать. Или вмешиваться в конфликт. Но опять же, отец заболел, и внезапно наша семья оказалась в мире «Повелителя мух». И Джулиан, классический руководитель среднего звена, не имевший ничего, кроме ошеломляющей самоуверенности, был тем человеком, который стремился заменить отца, несмотря на то, что эта роль обещана мне. Кэти пронзила меня взглядом. – Отвезу маму с папой домой.

– Я сам. – Я поднял папину аптечку и закинул ее на плечо.

– Нет, они могут остаться здесь. Я… – Джулиан положил ладонь на руку отца. Мы оба заткнули его взглядом.

– Я разберусь с этим, – заверил я свою младшую сестру.

– Перестань, Чейз. Ты приехал сюда на поезде. У меня есть машина, и я все равно хотела переночевать у них. Так ближе к месту старта полумарафона.

Я кивнул, разрываясь между тем, чтобы присоединиться к ним и отвезти Мэдисон домой. Но я знал, что отец не хочет дальнейшего спектакля – он будет чувствовать себя еще более уязвимым, если мы все проводим его домой, и, кроме того, я хотел разобраться с Мэд. Возможно, это наша последняя встреча.

«Она слишком хороша, чтобы отпустить ее», – сказал мой отец.

Жаль, что я не могу ее удержать.

* * *

Всю дорогу до квартиры Мэдисон я прокручивал в голове причины, по которым она не должна встречаться с Итаном Гудманом. Я остановился на тридцати, когда понял, что на подходе еще как минимум сотня и что я слишком горд, дабы сказать ей об этом.

Мэдисон посматривала на меня с беспокойством и закусывала нижнюю губу.

В метро было отвратительно жарко и тесно. Каждый ублюдок внутри вагона либо потел, либо держал в руках жирный пакет с едой, либо и то, и другое. Рядом хныкал какой-то ребенок. На сиденье перед нами целовалась парочка подростков, частично скрытая спинами двух мужчин в костюмах, которые стояли и читали новости в телефонах. Мне хотелось выбраться отсюда, забрать Мэдисон с собой, вызвать такси – если бы мог, то и вертолет – и вернуться в свою квартиру на Парк-авеню, где я включил бы Эллиотта Смита и полностью забылся в объятиях бывшей.

И на этом этапе уже не имело смысла отрицать, что именно ею она и являлась.

Когда мы, наконец, вышли из поезда и я проводил ее до квартиры, я понял, что, вероятно, последний раз прогуливаюсь по этой улице. Прощание повисло в воздухе, жирное, отчетливое и чертовски несправедливое. Но что я мог поделать? Мэдисон жаждала замужества. Она одержима свадьбами – зарабатывала на жизнь дизайном свадебных платьев, повсюду ставила цветы, – а я считал, что брак – это самая глупая идея, которую только могло придумать человечество. Никогда еще не видел, чтобы столь популярная задумка использовалась снова и снова, несмотря на такие плохие результаты. Слышали, что в среднем пятьдесят процентов пар разводятся?

Нет, брак не для меня. И все же…

Утренние прогулки с взбудораженной Дейзи.

Наше соглашение.

Наши подколы.

Наши записки.

Я понял, что не испытываю к этому ненависти. Чего не мог сказать, о своих взаимоотношениях с другими людьми.

– Ты в порядке? – Мэд наконец очнулась, когда мы оказались на лестнице ее многоквартирного дома. Весь путь прошел в молчании.