Что осталось от меня — твое - Стефани Скотт Страница 4

Однако, когда несколько минут спустя прохладный ветерок лизнул ей шею и спину, молодую женщину охватило беспокойство. Она связала себя обязательством, согласившись пойти с ним сюда. Ему нужно что-то большее от нее, гораздо большее, чем просто она сама, но что именно — Рина не могла понять. Когда Каитаро отвернулся и полез в сумку, Рина осторожно отодвинулась на самый краешек плаща.

Каитаро посмотрел на нее. Он, должно быть, заметил тревогу на лице Рины, но только улыбнулся и, еще глубже засунув руку в сумку, принялся шарить на дне. Рина с досадой сжала кулаки, так крепко, что ногти впились в ладони.

— Я прихватил тут кое-что для тебя, — сказал Каитаро.

Рина подалась вперед, вглядываясь в предмет, который он извлек из сумки: Canon EOS 3500. Любопытство вытеснило беспокойство. Она видела такие фотоаппараты в Акихабаре[11], сама не раз разглядывала в каталогах, но ни разу не держала в руках.

— Ну же, — подбодрил ее Каитаро, — бери. Я подумал, пока мы здесь, ты сможешь немного поработать.

Поработать?

— Да. Тебе не кажется, что время пришло?

Рина отвернулась. Он настойчиво возвращался к этому разговору» о том, что ей стоит попытаться вновь начать карьеру фотографа, о которой она когда-то мечтала. Но Рина боялась: если ты слишком долго пренебрегал своим даром, есть риск, что он просто умер.

— Рина, я нашел твой фоторепортаж, опубликованный в «Экспозиции».

Она прикусила губу:

— Это было всего лишь учебное задание.

— Мне так не показалось.

— Я сделала его незадолго до ухода из Тодая[12]. Отец тогда собрал все экземпляры журнала, что были в доме, и выкинул.

— Хочешь, достану тебе один?

— Не надо. — Рина посмотрела на Каитаро. — Я и так помню все снимки.

Он молча протянул ей камеру.

Они поднялись и двинулись по саду. Пройдя немного, оба опустились на землю, густо усыпанную листвой. Рина наблюдала за уверенными движениями пальцев Каитаро, когда тот, наводя свою камеру на резкость, поворачивал кольцо объектива. В течение получаса она просто сидела рядом, слушая звук щелкающего затвора и с удовольствием ощущая вес устройства, которое сама держала в руке. Затем медленно поднесла свой Canon к глазам, чтобы взглянуть через видоискатель туда, куда был устремлен взгляд Каитаро.

Они закончили фотографировать в цвете, а затем, оценив свет и тени, переключились на монохромную съемку, стараясь передать фактуру листьев с помощью черно-белых фильтров.

В какой-то момент Рина обернулась к Каитаро и увидела, что он лежит, опираясь на локти, и наблюдает за ней, дожидаясь момента, чтобы сделать снимок. Она сузила глаза и пристально уставилась на него. Каитаро усмехнулся и полез в сумку за другим объективом. Рина подалась вперед, когда он вытащил объектив и передал ей, пояснив, как его настроить.

Позже, скинув сандалии и расположившись на траве под деревьями, она подняла руку и сорвала апельсин с низко висящей ветки. Каитаро удобно устроился рядом, пока Рина счищала яркую кожуру, а затем разломила фрукт, надавив на него большими пальцами. Спелый апельсин легко раскрылся, брызнув коротким фонтанчиком прозрачных капель. Она протянула Каитаро половину и слизнула текущий по ладони кисловатый сок.

Солнце начало постепенно сползать к горизонту. Рина откинулась назад и опустила голову на плечо Каитаро. Опираясь щекой о его ключицу, она смотрела на свет, мерцающий сквозь глянцевую листву деревьев.

На волосы Рины упала капля, затем еще и еще. Не успели они вскочить, как дождь уже барабанил вовсю. Буря подкралась внезапно, как это часто случается в горах. Растения с благодарностью потянулись навстречу падающей с неба воде. Каитаро накинул плащ на голову себе и Рине, накрыв их обоих. Рина подхватила валявшиеся в траве сандалии, и они припустили вниз по холму к оставленной на парковке машине, то и дело скользя на влажной листве.

Потоки воды бежали по стеклам автомобиля. Белый туман поднимался над холмами, сперва срезав ихдо половины, а затем и вовсе сделав невидимыми. Они сидели в тишине — ни одному из них не пришла в голову мысль включить радио, — затем Каитаро взял руку Рины и переплел свои пальцы с ее.

— Я занял третье место на конкурсе «Фукасе-Исоно». Они собираются поместить одну из моих фотографий на выставке. Ты придешь?

— Где будет выставка? — спросила Рина, поворачиваясь к нему.

— В ангарах Акихабары. Но если вдруг искусство окажется тебе не по вкусу, я всегда могу повести тебя в «Юби Соба»[13].

Она улыбнулась: вот хитрец, он ведь прекрасно знает, как она любит вкусно поесть.

— Пожалуйста, ни слова о дак-соба[14]! — с напускной строгостью произнесла Рина.

— Так ты придешь? Для меня это будет очень много значить.

Насмешливое выражение исчезло с ее лица.

— В таком случае я приду.

Ливень начал стихать, сменившись моросящим дождем, а затем и вовсе прекратился. Вечерело. Они выбрались из машины и подошли к металлическому ограждению, идущему вдоль обочины дороги. Отсюда хорошо было видно море, которое проступало сквозь клочковатый туман, ползущий по склонам холмов. Каитаро обнял Рину и помассировал ее плечи, чтобы согреть.

— Мне пора, — сказала она, но ей не хотелось уходить. — Кай, — Рина повернулась к нему. — Насчет сегодняшнего…

— Ты не обязана ничего говорить.

— Спасибо.

Он осторожно убрал прядь волос, упавшую ей на лоб, затем развязал насквозь промокший шарф, которым она подхватила волосы. Рина молча наблюдала, как он прячет его в карман. Она позволила ему забрать шарф.

— Я люблю тебя, — сказал Каитаро.

Рина застыла в его объятиях. Затем попыталась сказать что-то в ответ, но он лишь качнул головой и приложил палец к ее губам. Кожа у него на пальце была грубая и немного шершавая.

— Я люблю тебя.

СУМИКО

ТОКИО

Прежде чем стать женой, моя мама была фотографом. Каждый год, когда мы отправлялись на море, она брала с собой камеру и снимала там пленку за пленкой. Потом дедушка отдавал их в ателье «Кодак», где делали слайды. А осенью, когда листья на деревьях становились коричневыми, мы возвращались в Токио, собирались у дедушки в Мэгуро, мама открывала бутылку кока-колы, и мы смотрели на проекторе отснятые за лето кадры.

У меня сохранилась эта коллекция слайдов. Они до сих пор лежат в подвале дедушкиного дома в Мэгуро, упакованные в узкие и длинные кожаные футляры. Иногда я спускаюсь туда и смотрю фотографии. Они великолепны. Каждый — драгоценная жемчужина, обрамленная в белую картонную рамку. Я вижу крошечные картинки: вот моя мама кусает мороженое, а вот я в мокром купальнике с красным пластмассовым ведерком копаюсь в песке у кромки