Мои нереальные парни - Долли Олдертон Страница 43

Я погуглила полное имя Фредди. Конечно, ничего не нашла. Ему было семь дней от роду. Если бы он только знал, как ему повезло: его жизнь представляла собой нетронутый снежный покров, на котором еще никто не наследил. Жаль, что он не мог осознанно наслаждаться этим периодом. Сколько результатов появится в поисковой выдаче в конце его предполагаемой стодвадцатилетней жизни? Какую кучу информации он о себе оставит?

Я набрала в поиске «Билл Дин, учитель средней школы». Выпали знакомые ссылки, подсвеченные сиреневым из-за бессчетного числа предыдущих кликов. Среди них было интервью с отцом о его работе директором средней школы, которое он дал местной газете после выхода на пенсию. Нашлась фотография из другой газетной статьи начала нулевых о поддержке национальной кампании по ликвидации безграмотности. Но, как и в онлайн-хранилище Макса, наспех сколоченном и пустом, поживиться здесь было нечем. Подавляющая часть папиной жизни прошла в мире, который существовал до интернета. Теперь, когда папа уходил, я хотела нащупать как можно больше связей с его прошлым. Интернет меня подвел. Я могла отыскать полные имена родителей актерского состава «Друзей», но ни одной фотографии моего отца в студенческие годы. Я могла сделать снимок улицы на другом конце света, где никогда прежде не бывала, однако не найти ни одного видео с папой. Я вспомнила встречу с бывшим папиным учеником в кондитерской после выставки Пикассо: он упомянул, что в папину честь создана группа на «Фейсбуке». Я набрала «Учитель Билл Дин» в строке поиска – ничего. Попробовала «Мистер Дин, учитель Сент-Майклс» – и вот оно: «ЛЕГЕНДАРНЫЙ МИСТЕР ДИН» и фото улыбающегося папы, каким я его помнила с детства: густые, как у бордер-колли, седеющие волосы, лицо в морщинках, только еще без полопавшихся капилляров. Глаза темные, как патока, настороженные и блестящие. Я перешла к описанию группы: «Для всех, кто учился в школе Сент-Майклс у ЛЕГЕНДАРНОГО мистера Билла Дина».

Я пролистала группу и нашла обсуждение необычных снеков – папа ел их во время занятий (копченые устрицы из консервной банки при помощи коктейльной палочки; маринованные грецкие орехи, завернутые в фольгу), и необычные темы его уроков («Производные в рифмованном сленге кокни», «Тексты песен Леонарда Коэна как поэзия»). На нескольких фотографиях отец позировал в костюме Гекльберри Финна на Всемирном дне книги. Было множество постов, в которых бывшие ученики писали, что папин энтузиазм к литературе пробудил в них любовь к чтению. В последнем посте Артур сообщал, что недавно столкнулся с Биллом Дином и тот, хотя выглядел чуть старше, мало изменился. Артур отпустил самоуничижительную шутку по поводу того, что папа его не узнал: само собой, ведь мистер Дин был любимым учителем стольких детей, и глупо рассчитывать, что он будет помнить каждого ученика. Я вошла в свой профиль и написала Артуру личное сообщение.

Дорогой Артур!

Меня зовут Нина, я дочь Билла. Не так давно мы пересеклись в кафе. Я решила написать вам, потому что папино поведение в тот день могло показаться вам странным. Я хотела, чтобы вы знали: он страдает от…

Я откинулась на спинку стула. Отец всегда был открыт с учениками: он считал, им важно знать о его интересах и увлечениях. Но оставалась частная жизнь. Он говорил, что есть тонкая грань между тем, чтобы показать детям свою человеческую сторону, и тем, чтобы рассказывать им всю подноготную. Папа избегал последнего. По его убеждению, излишняя открытость повредила бы как ему, так и ученикам. Безусловно, именно это стало одной из причин появления группы в «Фейсбуке»: спекуляции на тему личности Билла Дина – человека, полностью посвятившего себя их образованию. Помогло бы мое сообщение сохранить папино достоинство и наследие? Так и не отправив письмо, я вышла из аккаунта и закрыла ноутбук.

Я разблокировала телефон и загрузила «Линкс» – в который раз после Рождества. Я знала, что должна вести «активный поиск», будто червяк на крючке, по выражению Лолы, но не могла отпустить наше с Максом прошлое. Все кандидаты с виду не отличались друг от друга: «Том, 34 года, атеист, Лондон, любит: читать, спать, есть, путешествовать». Я вспомнила программу средней школы по биологии, где говорилось о потребностях живых организмов: движение, дыхание, размножение, питание, выделение. Каждый ничем не примечательный профиль вызывал в памяти какую-нибудь деталь, связанную с Максом. Составленный им для меня плей-лист «Счастливые и грустные мужчины с гитарами». Водка с тоником, которую он приносил мне вечером в ванную, а сам садился на край ванны и разговаривал, пока я мыла голову. Тот день, когда он с материнской заботой втирал мне в волосы кондиционер, будто я снова была пятилетней, – чтобы не расплакаться, пришлось отвернуться от него и смотреть на душевую шторку. Неуклюжий секс наполовину в одежде после долгой холодной прогулки вдоль канала и то, как всю последнюю милю мы шепотом перечисляли друг другу, что сделаем, когда вернемся в тепло его квартиры. Попытка заменить подобную близость одной из этих анонимных особей не представлялась возможной.

Странно, как все установки в конце концов нас подводят. Я не знала, где найти ту восхитительную «химию», против которой предостерегали психологи: сколько бы я ни кликала, она от меня ускользала. «Гугл» не давал желаемого, как и «Линкс». Возможно, именно поэтому Лола без конца делала покупки в интернете и отправляла их обратно, словно больная булимией: чтобы хоть на секунду что-нибудь почувствовать. Я заснула на профиле мужчины ростом пять футов девять дюймов по имени Джейк, который жил в Эрлсфилде и любил японскую синтезаторную музыку.

В понедельник утром я тестировала на кухне новый рецепт, когда в дверь позвонили. На пороге стоял курьер из службы международной доставки с квадратной коробкой в руках.

– Привет, у меня посылка для Анджело Ферретти с первого этажа. Не могли бы вы получить за него и расписаться?

Я взглянула на контейнеры для вторсырья – рабочие так и не опустошили их утром, потому что Анджело вновь затолкал туда черные мешки.

– Вообще-то, он живет не на первом этаже, а на втором, – сказала я. – Со мной.

– Правда?

– Да. – Я поразилась легкости своей импровизации. – Люди все время путают этажи. Анджело живет со мной. Он мой муж.

– А, ясно, – сказал курьер, передавая посылку. – Тогда не надо расписываться.

– Здорово. Если для него еще будут посылки, звоните сразу на второй этаж. Не хочу беспокоить бедолагу из квартиры внизу.

– Договорились, спасибо.

Когда курьер ушел, я приложила ухо к двери Анджело и ничего не услышала – он был на работе.

Я поднялась к себе и прошла в кухню. Затем придвинула стул к бесполезному посудному шкафу над плитой (слишком труднодоступному, чтобы хранить там кухонные принадлежности) и сунула сверток внутрь, решив, что отныне буду складировать здесь все посылки для Анджело. Никто никогда не узнает. Я не чувствовала ни вины, ни страха, ни даже волнения – только спокойное торжество справедливости. Теперь я вершила правосудие: исполняла роль секретаря, присяжных и судьи. Кто-то ведь должен был. Я не преследовала цель как-нибудь навредить ему или доставить беспокойство. Просто хотела, чтобы он почувствовал те же досаду и растерянность, какие вызывал у меня. Я это заслужила.

Лола наконец позвонила за день до презентации книги «Крошечная кухня» и спросила, не откажусь ли я выпить с ней перед мероприятием. Я надела кремовую шелковую блузку с открытой спиной и черные брюки. Лола пришла в облегающем сверху и расклешенном внизу атласном комбинезоне цвета фуксии, с высоким воротником и такими пышными рукавами, что им позавидовал бы Генрих Восьмой. На голове у нее была широкая мягкая повязка в тон, которая выглядела так, будто ее украли у Анны Болейн. В ушах висели крупные жемчужины. Я встала, чтобы ее поприветствовать.

– Дай угадаю. «Свидания с Тюдорами». Новое реалити-шоу с исторической реконструкцией для тех, кто ищет любовь, сегодня в десять