Быть Лолитой - Элиссон Вуд Страница 5

Уиллиамс едва ли меня замечал, даже когда я приходила в класс и занимала не закрепленное за мной место вовремя. Секретари по посещаемости вздыхали, когда видели меня в учительской. Обычно я пропускала обед и просто бродила по коридорам, потому что мне не с кем было сидеть и не хотелось привлекать внимания больше, чем привлекало мое существование как таковое.

И вдруг я начала рыдать. Ненавидела рыдать перед людьми. Я плакала так часто и так долго, что уже устала от своих слез и от того, как люди просто таращатся в такие моменты или начинают слишком быстро говорить, и всегда – пытаются прикоснуться, будто именно мое плечо вызывает боль. Но я не могла ничего с собой поделать все те годы, когда мне постоянно хотелось умереть, не могла ничего с собой поделать и в тот день.

Миссис Миллер не стала задавать вопросы быстрее, не стала вторгаться в мое личное печальное пространство. Она поставила передо мной упаковку салфеток Kleenex и поднялась из-за стола, чтобы заглянуть в одну из своих книг на полке, оставив меня наедине с салфетками. Когда я проплакалась и сидела, просто шмыгая носом, она вернулась к столу. Спросила, готова ли я продолжить разговор. Я рассказала ей о секретарях в учительской, о том, что не понимаю, что делаю не так на уроках латинского (ведь выполняла все домашние задания и всегда хорошо отвечала на вопросы тестов), рассказала о том, что считаю обеденный перерыв глупым. Она кивала и что-то записывала в свой желтый блокнот, который лежал на столе.

– Хорошо, Элиссон. Давай посмотрим, что мы можем сделать.

В течение следующей недели у меня появилась новая привычка по утрам: мне больше не нужно было забегать в учительскую, если я опаздывала. Вместо этого я подходила к окну миссис Миллер и трижды стучала. Встав на цыпочки, я как раз доставала костяшками пальцев до стекла. Она стучала в ответ. Затем она встречала меня у бокового входа ее крыла и впускала меня и сама докладывала о моих опозданиях секретарям. Если она была на встрече или занята чем-то и не могла постучать в ответ, мне просто нужно было постучать в соседнее окно, все школьные консультанты знали, в чем дело. Я здоровалась, рассказывала, как спала или не спала, и мне выписывали справку, чтобы я могла пойти на уроки. Теперь официально все было официально.

У меня появилась закрепленная за мной парта на уроках латинского. По-прежнему в конце класса, но зато моя.

На той же неделе мистер Норт впервые увидел меня, бродившую по коридорам. Махнул рукой, спросил справку, которой у меня не было, но вместо того, чтобы отправлять к директору, просто отшутился. Затем мы встретились на следующий день. И на следующий, и тогда он уже спросил меня, где мне полагается быть.

– На обеде, – сказала я, перевешивая рюкзак с одного плеча на другое.

– Разве ты не голодна? – спросил он, и я прислонилась плечом к шкафчикам, пока мы разговаривали. Пыталась не смотреть ему в глаза.

– Единственное съедобное там блюдо, – я наморщила нос, – это картошка фри.

Он засмеялся. Его рука коснулась моего плеча, мои глаза тут же скользнули к месту этого прикосновения, и тот же оживляющий электрический разряд пронесся по моему телу. Он предложил встретиться позже в столовой (следил за порядком там на четвертой перемене), ведь нам все равно нужно было обсудить стихотворение, которое я дала ему вчера.

– Будешь ли ты так любезна составить мне компанию? – он сделал театральный поклон, коснувшись невидимой шляпы, и я улыбнулась впервые в тот день. Он сказал, что просто хочет, чтобы я съела свой картофель фри. Ну а чего еще мог он хотеть?

5

Мне всегда хотелось быть кем-то другим. Кем угодно. Я ненавидела себя и свою жизнь, иногда смотрела на своего кота и мечтала стать им. Мечтала дремать всю свою жизнь, а не зарываться головой в подушку, когда звенит будильник, мечтала об усах и когтях вместо шрамов и секретов. Поэтому, неудивительно, я хотела стать актрисой. Где весь смысл заключался в том, чтобы быть совершенно другим человеком.

С тех самых пор, как я сыграла свою дебютную роль говорящего жевуна в постановке «Волшебника страны Оз» в начальной школе и добилась ошеломительного успеха, если такую роль можно вообще назвать успехом, я знала, что у меня есть все, что нужно, чтобы выступать на сцене. Я несколько раз играла в шекспировских пьесах в средних классах, блистала в роли второй ведьмы в «Макбете» и в роли Гермии в «Сне в летнюю ночь», а также радовалась роли безымянных девиц в разных романтических комедиях времен королевы Елизаветы. Поэтому, когда в школе Хант анонсировали осеннюю пьесу, я записалась на прослушивание одной из первых. Как и раньше, я знала, что учителя помогают с постановкой.

Мистер Норт очень заинтересовался моим интересом к пьесе. Он предложил помочь с подготовкой к прослушиванию неделей раньше, а это значило немало, ведь он был помощником режиссера. Если раньше мы встречались, чтобы вместе писать или, скорее, просто общаться, то теперь я проводила время, заучивая слова, а он подсказывал мне, как выражать свои чувства с помощью рук. Наши полуденные встречи превратились в занятия «верю – не верю».

Он объяснил мне, что больше не уделяет никому из учеников такого внимания. Просто я хотела получить роль, а он хотел помочь. Мне повезло.

Я решила подготовить для прослушивания монолог Эмили из пьесы «Наш городок», где речь шла о прощании с миром, печальных взглядах и местечке под названием Гроверс-Корнерс. Он наблюдал, как я выступаю в его классе для одного зрителя, уже выучив все как профессионал. Все это время он писал, то поднимая, то опуская взгляд на тетрадь. Под конец монолога у меня на глазах выступили настоящие слезы.

– Ну как? – спросила я.

Он кашлянул и протянул мне то, что писал – такого никогда не было прежде. Я никогда до этого не читала то, что он написал. Я была воодушевлена и взволнованна, а потом начала читать. Он полностью поменял мое выступление, написал целых две страницы замечаний:

Больше искренности, на все… указать на себя на «посмотри на меня»… Подсолнухи – пантомима, нюхать цветок, «О, земля» – зачерпнуть горсть, высыпать – обращаться к аудитории.

Я знала, что он разбирается лучше меня. Поэтому сделала все, чтобы заглушить свои инстинкты. Его заметки были детальными, а я все делала неправильно. Тогда, в те дни в его кабинете, мне казалось, он режиссирует меня, а не