Хороши в постели - Дженнифер Вайнер Страница 5

Ближе к завершению тура, в Симсбери, штат Коннектикут, когда я обедала с книжным клубом матери, который ранее всем составом пришел послушать, как я читаю, в ресторан проскользнул мой брат Джо и вручил мне записку, где значилось следующее: «Звонил редактор. 33-е место в списке “Нью-Йорк таймс”».

Помню, как ощутила полный восторг, всеобъемлющее, пусть и недолгое признание, а еще осознание, что какой бы ни оказалась дальнейшая судьба книги или моей карьеры, отныне я всегда могу сказать, что я – автор бестселлера по версии «Нью-Йорк таймс».

Книга хорошо продавалась в твердом переплете, но по-настоящему взлетела, когда вышла весной 2002-го в мягкой обложке и рассказы о ней начали передаваться из уст в уста от матери к дочери, от подруги к подруге, от старшеклассницы к сестре в колледже, которая затем советовала чтиво соседкам по комнате. Роман провисел в списках бестселлеров почти год. Для издания без фильма, без одобрения Опры, без шумихи от критиков, обычно окружающей более громкие литературные проекты, это было потрясающе. Я до сих пор изумляюсь. Все мечтают об успехе, и я, конечно же, не раз предавалась грезам о диванчике у Опры, о вопросах от Барбары Уолтерс или о репортере, которого «Нью-Йорк таймс» отправит написать обо мне такой восторженный очерк, какой предназначался (и по-прежнему предназначается) для молодых авторов мужского пола, которых газета считает достойными своего внимания.

Но в целом я смотрела на мир трезво и оставалась более чем готова продолжать карьеру репортера и просто наслаждаться тем, что моя книга таки увидела свет, что я могу зайти в магазин, подойти к полке с авторами на «В» и сказать: «А вот это написала я». Мысль о том, что когда-нибудь напечатают более миллиона копий этого романа, что женщины, которые, когда я писала, еще были детьми, будут слать мне электронные письма или найдут меня в «Твиттере» и «Фейсбуке»[1], чтобы сказать, как книга помогла им пережить собственные разрывы или проблемные отношения с родственниками, как она показала им, что жизнь даже в паршивой семейке и с неприемлемым по габаритам телом все равно может быть счастливой, как она позволила им почувствовать себя не так одиноко… это куда больше, чем я надеялась. До сих пор иногда не верится.

Успех книги позволил мне бросить повседневную работу и полностью посвятить себя написанию художественной литературы, а значит, в сорок лет я стала тем, кем мечтала в детстве.

Итак, что изменилось за десять лет… а что нет?

При перечитывании романа меня больше всего поразило то, насколько улучшились технологии. Когда Саманте нужно предупредить Кэнни, что ее бывший пишет об их сексуальной жизни, ей приходится взять телефон и позвонить, а не отправить быстрое сообщение. Когда Кэнни хочет увидеть статью, она встает из-за стола, идет к газетному киоску и покупает бумажный журнал, а не гуглит. Какой олдскул! Как старомодно! Прямо ждешь, что после работы они наденут чепцы и пойдут возводить амбар с другими фермерами!

В мире, где живут персонажи, нет «Фейсбука», где Кэнни тряслась бы над графой «семейное положение» на страничке Брюса, нет ленты в «Твиттере», за которой можно шпионить, нельзя чекиниться, а потому Кэнни не узнает, в каком баре Брюс теперь завсегдатай, а когда он публикует что-то новенькое, Гугл не пришлет ей уведомление. Ни построчить сообщения из дамской комнаты, ни отправить домашним фотки из Лос-Анджелеса. Помогает ли такой прогресс тем, кто изнывает от любви? Делает ли хуже? Облекает ли властью возможность выслеживать каждый шаг, встречу, высказывание возлюбленного, или же было лучше тогда, в дни блаженного неведения конца девяностых и начала двухтысячных? Неясно.

Не считая технического прогресса, мир изменился не так сильно, как некоторые надеялись.

Я пишу эти строки утром 9 марта 2011 года, в Студио-Сити, штат Калифорния, переключаясь между редактированием романа, который увидит свет в этом июле, сценарием ситкома, который выйдет на экраны в июне, и перерывами на почитать новости.

На прошлой неделе известный актер потерял работу: не за годы предполагаемого употребления наркотиков, не за то, что якобы приставил нож к горлу своей тогдашней жены, не за избиение порноактрисы, не за годы возможных угроз и насилия в отношении женщин, а за то, что назвал своего босса (богатого мужчину) клоуном.

Киноактриса, ставшая писателем, а потом артисткой, звезда первой серии эпизодов «Звездных войн», несколько месяцев назад приняла участие в спецвыпуске на канале Эйч-би-оу, в котором закатила глаза в ответ на интернет-критику по поводу увеличения своего веса и сказала, мол, как-то и не осознавала, что обязана всю оставшуюся жизнь возбуждать мальчиков-подростков. Через несколько недель после выхода в эфир этого спецвыпуска она подписала контракт в качестве представительницы коммерческой программы по снижению веса.

На той неделе «Нью-Йорк таймс» опубликовала сюжет о предполагаемом групповом изнасиловании в Техасе: сообщалось, что восемнадцать подростков и молодых людей надругались над одиннадцатилетней девочкой, сняли все на телефоны и распространили видео. Репортер цитировал полных сочувствия соседей, обеспокоенных тем, что «мальчишкам придется с этим жить до конца их дней», добавляя между тем, что девочка одевалась так, будто она куда старше. В газете никто не заявлял открыто, что она «сама напросилась», но эти слова уродливой дымкой витали над каждым предложением.

Не улучшились дела и у обреченной толпы пишущих женщин, о чем свидетельствовало решение «Лос-Анджелес таймс» проиллюстрировать сюжет о Дженнифер Иган, получившей премию Национального круга книжных критиков, фотографией Джонатана Франзена.

В определенных кругах по-прежнему рассматривают чиклит как погибель всея литературы, осуждают за спекуляции опасными фантазиями и распространение лжи.

«Нью-Йорк таймс» продолжает публиковать рецензии на бестселлеры в жанрах детектив и триллер, написанные мужчинами и для мужчин, и закрывать глаза на весь жанр дамского чтива, за исключением случайной фразы в редком сезонном обзоре.

«Таймс» по-прежнему стоит у руля, когда нужно проигнорировать или высмеять книги, написанные женщинами и для женщин, и эту практику переняли многие не принадлежащие к «Таймс» книжные критики, которые обожают давать шороху авторам-женщинам, имеющим наглость жаловаться на недостаточное освещение их книг, мол, они должны довольствоваться популярностью и финансовым успехом, а не смотреть на какого-нибудь Джона Гришэма или Стивена Кинга и задаваться вопросами, почему те получают и верхние строки рейтингов, и рецензии. Временами, в качестве бонуса, подобные нотации читают на непечатном языке.

У известных писательниц, конечно, много