Лотос - Дженнифер Хартманн Страница 51

– Потенциал.

– Захлопнись, – огрызаюсь я в ответ, доставая ключи от машины из сумочки. Я бросаю взгляд на Оливера, идущего рядом со мной. – Оливер получает дробовик[35].

Пока его мозг обрабатывает информацию, у него появляется хмурое выражение лица.

– Я не очень хорошо разбираюсь в огнестрельном оружии.

Мы дружно хихикаем, когда приближаемся к моему джипу.

– Это просто означает, что ты поедешь на переднем сиденье с тетей Сид, – заявляет Поппи, выскакивая перед нами и ныряя на заднее сиденье.

Мы с Оливером обмениваемся шутливыми улыбками, прежде чем садимся в машину и располагаемся поудобнее, готовясь к часовой поездке в дом Невиллов.

Все проходит быстро, атмосфера легкая и озорная, мы обмениваемся историями и шутками, в то время как рождественская музыка льется из динамиков. Даже Оливер разговорчив, задает вопросы и разделяет общее веселье. Его стены разрушаются понемногу, день за днем. Мне интересно, сыграла ли я в этом какую-то роль? Ответа я не знаю, но от этой мысли мое сердце трепещет.

Когда мы выезжаем на знакомую улицу и паркуемся, я беру Оливера за руку и тащу его через передний двор, освещаемый мерцающими огнями. Я слегка сжимаю его пальцы, тем самым молчаливо обещая, что с ним все будет в порядке. Но как только мы доходим до входной двери, я заставляю себя отпустить его.

Голос Клементины уже звучит у меня в ушах.

– Потенциал.

– Подруга, заткнись, – отвечаю я напряженным шепотом.

Ее смех прерывается, когда дверь распахивается: мой отец уже подвыпил, на нем свитер с Рудольфом и оленьи рога с огоньками.

– Мои прекрасные дочери приехали, – сияет он, его глаза остекленели от слишком большого количества рома. Затем он оборачивается, чтобы крикнуть: – Милая! Наши прекрасные дочери приехали!

Появившись, мама приглашает нас всех внутрь и заключает Поппи в крепкие объятия.

Меня так и подмывает снова взять Оливера за руку, чтобы подбодрить, но я не хочу весь вечер быть источником перешептываний и сплетен. Вместо этого я быстро сжимаю его предплечье, а моя мама набрасывается на него с еще одним яростным объятием. Аромат ее ядовитых духов быстро поражает мой нос.

– Ох, Оливер. Я не думала, что ты присоединишься к нам. Мы так счастливы, что ты смог прийти, – говорит она ему. Его одеревеневшие руки приподнимаются, чтобы ответить на объятие.

– Я польщен тем, что меня пригласили. Спасибо вам за доброту.

Моя мама широко улыбается, когда отстраняется, – ее короткие русые волосы лишь слегка тронуты серебром. Она оглядывает нашу группу.

– В этом году Гейба не будет?

Клементина прочищает горло, хватает Поппи за запястье и ведет ее внутрь шумного дома, чтобы пообщаться с друзьями и семьей.

Я качаю головой.

– У Клем и Гейба кое-что было…

Мама кивает, понимая намек.

– Без проблем. Почему бы вам двоим не взять себе что-нибудь выпить? Сидни, я уверена, Оливер был бы рад познакомиться с дядей Рори.

– Дядя Рори ужасен.

Я ни за что на свете не стану подвергать Оливера нескончаемым историям дяди Рори о жизни в Бронксе, когда он был бандитом-наркоторговцем, ставшим в итоге христианским священником.

Ой.

Но предложение выпить звучит фантастически.

– Мы будем поблизости, мам. Нас ждут закуски и гоголь-моголь[36].

– Наслаждайтесь! – кричит она нам в спину, когда я утаскиваю Оливера прочь.

Взяв его пальто и сняв свое, я вешаю их на пустой стул и бросаю взгляд на тележку с напитками. Когда я подхожу ближе, до меня доносится отталкивающий запах, от которого по спине пробегает дрожь: эвкалипт. Я смотрю на охапку сухих листьев и мигом проглатываю угнетающее воспоминание.

– Будешь гоголь-моголь? – спрашиваю я Оливера, беря себя в руки. Одновременно с тем я отмечаю его беспокойные ноги и блуждающий взгляд. Ему явно не по себе, и я его не виню – даже мне неуютно среди моих чокнутых родственников, и это о многом говорит, учитывая, что я… это я.

Оливер облизывает губы и, наконец, неохотно кивает.

– Давай.

Я наливаю два больших бокала и протягиваю ему один из них.

– Ваше здоровье.

– Да. За здоровье. – Он натягивает улыбку, когда мы чокаемся бокалами, затем делает большой глоток.

Он выплевывает напиток обратно в стакан.

– Не понравилось? – спрашиваю я сквозь смех.

Оливер смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

– Я думаю, что напиток испорчен. Мы должны предупредить остальных.

Я смеюсь еще сильнее и фыркаю.

– Оливер, это всего лишь ром. Это гоголь-моголь на спиртовой основе. – Боже, это выражение его лица, когда он обдумывает мой ответ. Облегчение, смех, намек на смущение. Ничто и никто не трогает мое сердце так, как Оливер Линч. – Но если тебе не нравится, я могу принести пепси или еще что-нибудь.

Он чешет затылок, переводя взгляд на меня.

– Все хорошо. Теперь я знаю, что это меня не убьет.

Наши улыбки похожи, что заставляет мою кожу гореть.

Почувствовав, что мы тонем друг в друге, моя сестра подходит и шлепает меня по заду – из моего горла вырывается вскрик. Она поднимает брови.

– Отойди немного влево и посмотри вверх. Я могу тебя подтолкнуть, если хочешь.

Мой взгляд убийственен.

– Омела. Класс. Мне не пятнадцать, Клем.

– Омлет? – спрашивает Оливер, вращая свой бокал длинными пальцами, затем делая еще один глоток. Он морщится, сглатывая.

– Это рождественский знак для поцелуев. Не обращай на нее внимания, она ребенок.

– Ох. – Еще один медленный глоток. Раздумья. – Я не уверен, какое отношение омлет имеет к поцелуям. Или Рождеству, если уж на то пошло.

Клем смеется рядом с нами, потягивая газировку из банки, поскольку она вызвалась отвезти нас домой.

– Это растение. Если тебя застукают стоящим под омелой, ты должен поцеловаться. Это традиция, – настаивает она, прищурив глаза. – Если ты не будешь соблюдать традиции, Сид, мне придется позвать сюда кузину Хэтти, чтобы она заменила тебя. А ты же знаешь, какой у нее становится язык, когда она пьет шнапс.

– Ты само зло, – говорю я сквозь зубы, прикидывая все способы, которыми я могу отомстить ей. Я поворачиваюсь к Оливеру, который с интересом наблюдает за мной, слегка нахмурив брови и приоткрыв губы в безмолвном вопросе. – Ладно.

Без долгих раздумий я приподнимаюсь на цыпочки, чтобы запечатлеть целомудренный поцелуй на его заросшем щетиной подбородке. Я ненадолго задерживаюсь, ровно настолько, чтобы Оливер повернул голову и завладел моими губами, его собственный поцелуй был таким же мягким и сладким, почти без давления.

Но я чувствую, как давление появляется внизу живота. Мои чувства обостряются, и он – это все, что я могу обонять,