Шкатулка с бабочкой - Монтефиоре Санта Страница 53

Элен была просто ошеломлена. Она даже вспомнить не могла, когда они в последний раз беседовали настолько откровенно. В равной степени ей не удавалось вспомнить, когда она в последний раз думала о себе и о собственном счастье. Она ощутила, как сжалась грудь при воспоминании о том, как это выглядело, когда они еще были друзьями. Они говорили без перерыва обо всем на свете, смеялись по малейшему поводу и общались без слов по невидимым каналам любви. Трудно было понять, когда и почему высох радостный ручеек их общения. Она сидела, не смея повернуться, поскольку знала, что если посмотрит в его глаза, то ее снова одолеет состояние неопределенности. Поэтому Элен просто прикрыла веки в попытке продлить текущий момент.

— Я привезла детей в Англию в большей степени ради себя, но, по иронии судьбы, именно им понравилось здесь жить. Но не мне. Мне кажется… не знаю, мне кажется, что… — Она замолчала в нерешительности.

— Что? — тихо спросил он.

— Я думаю, о Боже, Рамон, я едва ли смогу это вымолвить.

— Говори. Тебе станет легче, когда скажешь.

— Может быть, я совершила большую ошибку?

Рамон прекратил массировать ее плечи. Она села прямо и повернулась к нему лицом. Он смотрел на нее темными непроницаемыми глазами, и она вновь ощутила, как ее одолевают заторможенность мыслей и стыд.

— Совершила ли ты ошибку? — произнес он серьезно, думая в этот момент об Эстелле и надеясь, что Элен не собирается внезапно изменить свое решение.

— Не знаю, совершила ли я ошибку, уехав из Чили. Я скучаю без этой страны, но, возможно, это не более чем ностальгия, — добавила она неуверенно.

— Может быть, — задумчиво согласился он.

— Я не знаю.

— Я думаю, что тебе нужен шанс в этой новой жизни, — сказал он. — Тебе нужно броситься в нее без оглядки, как Феде.

— Детям гораздо легче так поступать. Они воспринимают мир в целом, особо не размышляя над частностями.

— Послушай, — сказал он. — Это был твой выбор, Элен. Я никогда не просил тебя уехать. Я этого не хотел. Но я понимаю, почему ты это сделала, и поддерживаю твой выбор. Я думаю, что здесь ты столкнулась с теми же проблемами, которые были у тебя в Чили. Ты — мать-одиночка, посвятившая свою жизнь детям. Полагаю, что если ты часть этого времени потратишь на себя, то твои чувства могут измениться. Ты молода и красива. — Она покраснела и отвернулась. — Тебе нужно найти себе хобби, нечто, отвлекающее тебя от собственных проблем и от дома.

— Возможно, ты прав, — согласилась она, чувствуя себя немного счастливее. — Знаешь, мы так откровенно не говорили уже очень давно.

— Я знаю. Мы были чересчур поглощены обидами друг на друга, но зато теперь знаем, что к чему.

Она взглянула на его отчужденный профиль, в то время как он смотрел на море, и затем опустила глаза.

— Да, — печально произнесла она. — Теперь мы знаем.

Федерика была настолько счастлива в связи с возвращением отца, что не могла заснуть. Родители спали в разных комнатах, но это ее не смущало. Она была благодарна уже за то, что отец находился в доме. Джейк и Полли приняли его внезапное появление, поскольку увидели, что отношения Рамона с Элен складываются значительно лучше, чем можно было предположить. Не было противостояния, вспышек раздражения, язвительных комментариев и слез. Элен вымыла волосы, наложила макияж и даже купила себе в городе несколько новых предметов одежды. Каждый день они уходили вместе как обычная семья. Они отправлялись на прогулки вдоль берега вместе с детьми, исследовали разрушенные замки и тайные пещеры. В сущности, они проводили время совершенно так же, как в те времена, когда встретились впервые. Единственное различие состояло в том, что они не целовались и не смеялись так много, как тогда. Элен выглядела менее обиженной, чем обычно, а Рамон был подчеркнуто внимателен к ее нуждам. Она уже не ощущала состояния внутреннего оцепенения и постепенно стала восстанавливать свой интерес к окружающему миру. В конце концов, ее безразличие было не чем иным, как смятением чувств, сердечной вялостью. Когда же злость испарилась, она обнаружила, что начинает снова открывать для себя мужчину, которого любила раньше, и ее душа вновь потянулась к нему.

Ингрид была совершенно очарована импозантным иностранцем, который внезапно появился в ее окружении. Он пришел на ланч во время святок вместе с Элен и детьми и стал развлекать ее своими рассказами, которые излагал с сильным акцентом и свойственной чужестранцам интонацией. Она сожалела, что не знает испанского языка, потому что ей ужасно захотелось купить и прочитать все его книги. Однако он в не меньшей степени позабавил ее историями, сочиненными на ходу, и хрониками его приключений, приукрашенными богатым воображением. В итоге он полностью завладел вниманием всех присутствующих за столом, даже высокомерного Сэма, которому обычно быстро наскучивали гости, на которых его мать любила неожиданно обращать свою благосклонность.

Прошедшие недели были отмечены частыми приглашениями в Пиквистл Мэнор. Элен чувствовала, как ее охватывает гордость, когда Рамон поражал окружающих своей уникальностью. Там, где он находился, атмосфера заряжалась какой-то особой энергией, и никто не ощущал это в большей степени, чем его жена.

— Как вы ухитрились уехать на другой конец мира от этого восхитительного молодого человека — это просто выше моего понимания, — как-то после ланча сказал Элен Нуньо.

— О, Нуньо, все не так просто. Вам ведь не приходится с ним жить, — рассмеялась она.

— Я не могу жить ни с кем, кроме Ингрид, так что это не вариант, — ответил он, глядя на нее умными голубыми глазами. — Некоторые люди осознают величину своей потери лишь тогда, когда уже слишком поздно. Надеюсь, на вас это не распространяется.

— Он здесь ради детей, а не ради меня, — холодно сообщила она, но, глядя через стол на оживленное лицо Рамона, подумала, что хотела бы, чтобы это было не так. Она мечтала о том, чтобы он забыл о своей гордости и попросил ее вернуться. Она хотела бы, чтобы он изменился ради нее. Но ее сердце сжимала грусть, потому что она знала его истинный характер. Он был как ветер и навсегда таким и останется — он никогда не знает, в какую сторону повернет.

— Рамон всегда такой, Нуньо. Когда он рядом, вам кажется, что никто в мире, кроме вас, его не интересует. Возьмем, к примеру, Федерику. — Они оба посмотрели на маленькую девочку, которая жадно впитывала каждое слово, сказанное отцом. Все, что она делала, предназначалось для отца — ее смех, ее шутки, ее рассказы, ее комментарии, ее улыбки. Она просто боготворила его. — Федерика верит, что он любит ее больше всех на свете. В данный момент так оно и есть, и я тоже готова в это поверить. Он полон раскаяния за то, что не приехал раньше, за то, что не писал и не звонил. Его одолевает чувство вины и желание ее искупить. Но скоро он уедет, и мы снова месяцами, а может, и годами, ничего о нем не услышим. Боюсь, что Рамон абсолютно соответствует пословице «с глаз долой — из сердца вон».

— Любовь состоит в том, чтобы понять недостатки другого человека и принять их, несмотря на то что они есть, — философски заметил Нуньо.

— Это цитата? — усмехнулась она.

— Нет. Это мое суждение, но, к сожалению, совершенно не оригинальное. Тем не менее это истина.

— Мы с Рамоном потратили годы, чтобы понять друг друга, пока, наконец, не осознали, что все наши попытки были напрасными.

— Но ведь не поздно попробовать еще раз.

— Не знаю. Похоже, у нас никогда не было настоящего взаимопонимания.

— Быть великим — значит быть непонятым, — процитировал Нуньо. — Ральф Вальдо Эмерсон. Весьма проницательный господин.

— Да, с этим я согласна.

— Он также высказал еще одну очень глубокую мысль, моя дорогая.

— Какую же именно?

Нуньо наклонился и прошептал ей на ухо:

— Мы всегда готовы жить, но никогда не живем.

Эта фраза настолько глубоко запала в душу Элен, что она размышляла над ней на протяжении всего ланча, а затем целый день. По какой-то странной причине она не способна была думать ни о чем другом…