Ветреный - Сумейе Коч Страница 55

Рейян не находила слов, чтобы описать свои чувства, поэтому иногда пряталась за песнями, в строках которых видела себя, тихо напевая обладателю голубых глаз, пронзивших ее сердце.

– Прошу прощения за слезы, пролитые ради тебя, прошу прощения за дождь… Я возьму высушенные для тебя красные розы и откажусь от тебя…

В какой-то степени Рейян радовалась, что не одинока, что в мире существуют другие люди, разделяющие ее боль. Такие же преданные нежные сердца, как она. В песне рассказывается об общей боли, словно тысячи людей пережили одно и то же.

Рейян чувствовала себя сломленной, будто в каждой частичке ее тела жила обида. Миран занимал особое место в ее жизни. Он похож на драгоценное сокровище, о котором она мечтала ночами, но которое так и не получила. Это глубоко ранило ее душу.

– Задыхаясь… – пробормотала она. – Задыхаясь, сидишь здесь, крадешь меня, заставляя нуждаться в завтрашнем дне.

Рейян встала с опостылевшей кровати. Шкаф ломился от купленной для нее одежды, но она к ней не притронулась, оставшись в том же, в чем прибыла в этот дом. Она направилась в ванную, умылась и взглянула на себя в зеркало. Фиолетовые круги вокруг глаз уже стали привычным зрелищем. В последний месяц они вовсе не исчезали.

Прошлой ночью Миран принес ей еду, несмотря на ее отказ, и оставил поднос на тумбочке. Спустя несколько часов Рейян все же пришлось поесть, ведь она должна была заботиться о ребенке.

Она пообещала себе, что уйдет до того, как Миран узнает о малыше.

Рейян посмотрела на пол, заметила свою сумку, наклонилась и стала искать телефон. Аккумулятор оказался разряжен. Рейян вздохнула. Кто знает, сколько важных звонков она пропустила? Она была уверена, что все уже знали о том, что Миран насильно забрал ее, даже мать. Что случилось с мамой, когда она узнала? А родственники в особняке? Они знают? Какова реакция отца, дяди, Азата?

Рейян знала, ни на миг не сомневалась, что ни дядя, ни Азат ни за что не оставили бы ее с Мираном после всего произошедшего. Во-первых, как такое возможно с учетом их вражды? Рейян не хотела думать, что произойдет дальше. Более того – что будет с ней? Ее жизнь ничего не стоит в их глазах. Ее судьба всегда находилась в руках других людей.

Рейян подошла к двери и заметила свернутую бумагу на полу. Она наклонилась за ней, ругая себя за волнение. Рейян узнала почерк Мирана. После прочтения она почувствовала противоречивые эмоции.

Я тысячу раз извиняюсь за каждую минуту, что лгал тебе, за каждое мгновение, когда смотрел в твои глаза без любви, за времена, пока ты испытывала боль…

Рейян чувствовала, как гнев и обида борются в ее душе. Губы скривились в усмешке. Неужели за то, что случилось, достаточно обычных извинений? Вот так просто? Она злилась не на Мирана, а на саму себя: ее сердце все еще трепетало при нем.

Рейян сжала лист бумаги до дрожи в пальцах.

– Простить, а? Я тысячу раз извиняюсь за то, что мое сердце все еще любит тебя и бешено бьется рядом с тобой, несмотря ни на что! – Рейян вновь не смогла совладать со слезами и, стиснув зубы, прижала ладони к лицу. – Не плачь, не плачь, не плачь больше. Никто не подумает о тебе, кроме тебя самой!

Рейян вышла из комнаты, продолжая сжимать лист бумаги в одной руке, а телефон – в другой. Она вытерла слезы и отправилась на поиски Мирана. Звать его по имени ей не хотелось. Рейян обнаружила его в гостиной. Миран встал при виде девушки, будто ее ожидал, и оглядел с ног до головы, обратив внимание на вчерашнюю одежду. Он что, и вправду ожидал, что она наденет то, что он купил?

Рейян подняла руку с телефоном и холодным приказным тоном произнесла:

– Разряжен. Мне нужно поговорить с мамой и Элиф.

Миран посмотрел в лицо Рейян, а не на телефон, а затем перевел взгляд на скомканный лист бумаги в ее ладони. Рейян поспешно спрятала руку за спину.

– Я тебе сказала, ты не слышишь? – требовательно закричала она. Ее внимание привлекли круги под глазами Мирана, говорившие о бессонной ночи, бледность лица и потухший взгляд. Рейян не хотела расстраиваться. Неужели она являлась причиной этого?

– Я слышу, – приблизился Миран. С каждым его шагом вперед она отступала назад, пока не уперлась спиной в стену. Миран схватил Рейян за запястье одной рукой, а другой вцепился в телефон. Девушка сразу же закричала:

– Отпусти телефон! Что ты делаешь?

Миран отобрал мобильный, спрятал его в задний карман, а затем привычно поднял на Рейян суровый взгляд.

– Тебе запрещено пользоваться телефоном какое-то время, – отрезал он.

– Прошу прощения? – твердо возразила Рейян. – Какое право ты имеешь мне запрещать?

Сам вопрос прозвучал абсурдно, учитывая, что она уже являлась пленницей в этом доме. Рейян попыталась отобрать телефон силой, но Миран поднял его высоко над головой. Из-за своего невысокого роста Рейян не смогла дотянуться.

– Не старайся, ты не сможешь его достать, – спокойно объявил Миран. Рейян же, напротив, сердилась все больше.

– Ты просто негодяй! – Она осознала, что не сможет вернуть телефон, и уже развернулась было, чтобы уйти, но вспомнила о зажатой в руке записке и швырнула ее в лицо Мирану.

– Никогда больше не пиши мне такие вещи! – с издевкой заявила она. – Потому что это выглядит смешно!

– Почему это смешно? – спросил Миран, когда Рейян уже повернулась к нему спиной. Она заколебалась.

– Потому что, – она снова повернулась и посмотрела на Мирана, в его бездонные, как морская пучина, глаза, – от такого человека даже извинения звучат неискренне. Это – для порядочных людей, не для тебя!

Рейян развернулась и вышла из зала. Она вновь сыпала колкостями, не заботясь о Миране. Ее трясло от негодования. За двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь, не так ли? Миран забрал и телефон, и свободу, а Рейян не добилась ничего. С этого момента она оказалась в роли заключенной в темнице. Уже на лестнице она услышала голос Мирана:

– Не поднимайся наверх, я тебя кое-куда отвезу.

* * *

Попытки сопротивления терпели крах. Рейян заявляла, что никуда идти не хочет, но не смогла устоять перед Мираном и снова проиграла ему, сев в машину. Она всю дорогу действовала Мирану на нервы, не замолкая ни на минуту. Мужчина поражался собственному терпению. Раньше он злился от одного слова, сказанного Генюль, но сейчас у него