Последние парень и девушка на Земле - Шиван Вивьен Страница 6

– Не смеши меня, Кили, – пыхтя, ответила Морган, поворачиваясь к Элизе и передавая ей свой мешок. – У меня уже болят все мышцы живота.

Я шумно втянула ртом воздух.

– О, господи, а что, если мы с тобой сейчас настолько не в форме, что под конец этой работы так накачаем себе абдоминальную мускулатуру, что станем похожими на двух культуристок?

– Эй, поберегись!

Я резко повернулась к Джесси, который как раз в эту минуту бросал в мои, никак не ожидающие этого броска руки свой мешок с песком. Я завизжала и отскочила в сторону, потому что, если бы эта глыба приземлилась мне на ноги, она бы меня убила. Все вокруг с любопытством повернулись в нашу сторону.

Но мешок с песком так и не приземлился на мои ноги.

Он вообще не должен был упасть, потому что Джесси, все время держа его в руках, в последний момент так его и не кинул – это был великолепный ложный проброс.

Парень схватился за живот, смеясь над моими резким отскоком, и я, чувствуя себя дурой, снова встала в строй. Но потом, снова посмотрев на меня, Джесси вдруг взял и подмигнул. И я поняла, что он вовсе надо мной не насмехается, а просто поддразнивает меня.

Между первым и вторым есть большая разница.

– Тридцать три ха-ха! – это первое, что пришло мне в голову. Я выдавила эти слова тоном раздосадованной старшей сестры, но сердце мое пело от счастья.

Я перебросила по цепи еще несколько мешков с песком, все еще потрясенная тем, что Джесси и я в конце концов все-таки пообщались. Потом Морган вздернула бровь и почти беззвучно сказала:

– Да поговори же ты с ним!

Я перебрала в уме добрую сотню шуточных фраз, с которых девушки обычно начинают флирт и которым Элиза много раз учила Морган, чтобы та сказала их Уэсу или тем парням, которые нравились Морган до него. Но я понимала, что в моих устах, из которых все время сыпались только глупые шутки, любая такая фраза прозвучала бы как тошнотворная замена откровенной мольбы: «Привет, Джесси Форд! Пожалуйста, поговори со мной, потому что я всегда тебя любила».

Но через несколько минут, когда Джесси повернулся в мою сторону, чтобы передать мне еще один мешок с песком, меня вдруг осенило. Я достала из кармана толстовки мобильник и сделала вид, что отправляю кому-то сообщение.

– Извини, – пробубнила я, подняв руку. – Это займет всего несколько секунд.

Такая тактика заставила Джесси подержать свой мешок, пока я не закончу. Он, конечно, понял, что я шучу, но, не поведя и бровью, подыграл мне. Он кряхтел, как будто продолжать держать в руках этот мешок ему было невмоготу, но думаю, ему было приятно продемонстрировать всем и каждому, какой он сильный.

Все остальные ребята из футбольной команды были ужасно тощими и костлявыми, пожалуй, худее, чем большинство наших девчонок. Но только не Джесси. Я точно знала, что у него на животе видны настоящие кубики из мускулов, потому что он имел потрясную привычку снимать после матча свою пропитанную потом футболку и перекидывать ее через плечо. Поэтому-то я никогда и не пропускала игр, которые наша команда по футболу проводила на своем поле.

Наша небольшая комедия привлекла внимание Ливая Хемрика, который был сыном шерифа и председателем нашего клуба. Он прошел мимо, сердито глядя на нас поверх мегафона, одолженного им у отца, и резко бросил:

– Поторопитесь!

Я очень обиделась. Ладно, пусть своей шуткой я немного затормозила работу, но я же все время трудилась изо всех сил, и если бы не адреналин, который вливала в мою кровь близость Джесси Форда, от моих усталых рук было бы сейчас толку не больше, чем от парочки переваренных макарон.

Джесси наклонился к моему лицу. Теперь он был так близко, что я ощутила запах оладий, которые он съел на завтрак. Так близко, что я смогла разглядеть три веснушки, образующие совершенно прямую линию на мочке его уха.

– По-моему, Ливай Хемрик от тебя без ума, – сказал он.

– Фу!

– Нет, я серьезно. Кажется, он прошел мимо уже третий раз, чтобы посмотреть, как у тебя дела. Так что лови момент. Вперед и с песней! Закадрить его – это большая удача. Ведь перед вами… – Джесси прочистил горло и заговорил нарочито бодрым слащавым голосом телеведущего: – Друзья, Сейчас Перед Вами Парень, Который Далеко Пойдет!

«Парень, который далеко пойдет» – так была озаглавлена статья, напечатанная в номере местной газеты, вышедшем неделю назад вместе с фотографией Ливая, держащего в руках множество толстых конвертов, точно огромную колоду карт. Он получил приглашения от всех колледжей, в которые подал документы на прием, что конечно же абсолютно никого не удивило. Ливай даже обедал в библиотеке. Он выходил победителем на научном конкурсе четыре года подряд. Его имя всегда стояло в первой строчке списка отличников. Он набрал больше всех баллов, когда выпускной класс сдавал академический оценочный тест. Ливай не занимался ничем, кроме учебы, и у него, похоже, не было настоящих друзей, только знакомые ботаны вроде него самого, потому что в субботу или воскресенье я ни разу ни с кем не видела его в кино, и его никогда не было видно на трибуне стадиона, когда наши спортивные команды играли на своем поле. Единственным местом, где он постоянно ошивался, была площадка перед полицейским участком, где на складных металлических стульях, расставленных вокруг открытого помещения для патрульных автомобилей, сидели полицейские, ожидающие вызова или окончания смены. Ливай был тогда ни дать ни взять начинающий коп, проходящий практику среди своих старших товарищей.

Статья о нем представляла интерес только из-за глупости, которую он в ней сморозил. Репортер спросил его, к какому учебному заведению лежит его душа, на что он ответил:

– Вероятно, к тому, что находится отсюда дальше всего.

Легко себе представить, что многим парням и девушкам такой ответ пришелся не по вкусу. Эбердин отнюдь не был престижным местом, в котором перед выпускниками постоянно открывались радужные перспективы и представлялись возможности сделать хорошую карьеру. Я собственными ушами слышала, как кто-то ругал Ливая в коридоре на все корки, причем тот выглядел так, будто ему явно невдомек за что. Зуб даю, что, по его мнению, если он честно сказал, что думал, то его слова никак не могли никого оскорбить. По правде сказать, я думаю, что никто и не оскорбился. Просто он наконец всем дал неопровержимое доказательство того, о чем они и так уже втайне догадывались: Ливай Хемрик всего лишь надутый