Шкатулка с бабочкой - Монтефиоре Санта Страница 66

Мариана писала Федерике и Хэлу часто, поскольку она их не забывала. Элен прислала ей их фотографии, которые Мариана увеличила, вставила в рамки и постоянно смотрела на них. Она боялась, что если не станет этого делать хотя бы раз в день, то, проснувшись однажды утром, может обнаружить, что не думает о них уже годами. В ее сознании внуки оставались теми же маленькими детьми, какими были в то последнее лето в Качагуа, несмотря на фотографии, где они были запечатлены уже ставшими взрослее. Другие ее внучата постоянно навещали их дом. Сейчас их было уже двадцать четыре, что делало все более трудной задачу помнить о тех двоих, которых она любила больше, чем остальных.

Мариана тогда ничего не сказала Игнасио о своем визите в дом Эстеллы на берегу. Она знала, что подобное известие заставит его уши побагроветь от ярости. Он бы не только разозлился, но и испытал бы глубокое разочарование. Она не была уверена, что его сердце сможет выдержать такое эмоциональное потрясение. Но она не смогла и забыть о своем новом внуке. Проводя в раздумьях долгие вечера, прогуливаясь вдоль берега и глядя на море, она не знала, что ей делать. Она была уверена, что Эстеллу начинает мучить одиночество, что Рамон проводит все больше и больше времени в путешествиях, оставив сына расти без отца, так же, как когда-то он поступил с Хэлом и Федерикой. Возвратившись в тот день в Качагуа, после визита к Эстелле, она была так зла на Рамона за его безответственное поведение, что отослала Гертруду домой, а сама начала яростно драить полы и натирать до блеска мебель в доме. В конце концов она, обессилев, свалилась на кровать и проснулась только на следующий день к ланчу, чем безмерно удивила не только Игнасио, не сумевшего ее разбудить, но и саму себя. Тревожные вечера, которые она проводила в гнетущих размышлениях, прогуливаясь по берегу океана, привели к тому, что она настолько похудела, что пришлось после возвращения в Сантьяго сменить весь гардероб. Игнасио полагал, что жена страдает из-за Элен и внучат, и делал все, чтобы ее утешить. Но она не могла найти себе покоя.

В итоге в конце января она снова приехала к дому Эстеллы, не зная, что собирается сказать, но убежденная в том, что найдет нужные слова. Эстелла, стоя на веранде, мгновенно заметила подавленное состояние Марианы и бросилась в слезы.

— Что-то с Рамоном? — импульсивно произнесла она, пошатываясь от волнения. В ее глазах застыло отчаяние. — С ним все в порядке?

Мариана была настолько тронута слезами Эстеллы, что обняла ее.

— У Рамона все в порядке, Эстелла. Я беспокоюсь за тебя и своего внука, — сказала она, разжимая объятия.

Эстелла уставилась на нее остекленевшими глазами.

— Простите, — пролепетала она. — Я сама не своя.

— Мне все известно, — ласково ответила ей Мариана.

— Тогда вам лучше зайти в дом.

Мариану уже не интересовал интерьер дома и не удивляли его размеры. Она узнала пишущую машинку Рамона на столе и первые страницы рукописи, аккуратно сложенные стопкой рядом. Рамон никогда не отличался аккуратностью, так же, как и Элен, но Эстелла содержала дом в том же порядке, что и дом Марианы, когда служила у нее. Эстелла пригласила ее в светлую просторную гостиную с полуопущенными венецианскими шторами, висевшими на французских дверях, чтобы сохранить прохладу. Мариана была восхищена вкусом Эстеллы. На полу лежали пестрые шерстяные ковры из Индии, а сама комната была уставлена большими цветочными горшками с геранью и розами. На книжных полках была размещена библиотека европейских писателей, философов и биографов. Мариана обратила внимание, что Рамон отобрал лучшие фотографии Эстеллы и их сына и, вставив их в серебряные рамки, развесил во всех возможных местах. Повсюду здесь она узнавала следы путешествий ее сына по всему миру — бразильская баланганда в серебре, способствующая изобилию, греческая икона святого Франциска, подаренная монахом на горе Атос, и копье, преподнесенное вождем племени, с которым он подружился в дебрях Африки. Мариана отметила, что вместе Рамон и Эстелла создали для себя теплый и уютный дом.

Эстелла села напротив, глядя на Мариану ясными глазами.

— Я здесь не для того, чтобы осуждать тебя, Эстелла, — высказала Мариана то, что было у нее на сердце. — Я беспокоюсь о тебе, и это все.

— Но как вы догадались? — смело спросила Эстелла.

— На Рождество, когда я приходила к тебе, то забыла вручить подарок, который принесла, поэтому мне пришлось вернуться.

— О, — произнесла Эстелла, понимающе кивая.

— Я услышала, как ты называешь своего ребенка Рамонсито, и все вдруг стало ясно.

— Да.

Мариана встала и подошла к Эстелле, неудобно устроившейся на краю дивана. Она села рядом и посмотрела на нее понимающим взглядом.

— Я ведь тоже женщина, и знаю, что значит любить мужчину. Я люблю Игнасио. Он, мягко говоря, человек трудный. Но я люблю мужа, несмотря на его иногда раздражающий характер. Я достаточно хорошо знаю Рамона, чтобы быть уверенной в том, что именно он тебя соблазнил. Тебя я не осуждаю и, наоборот, сочувствую тебе. Я наблюдала, как разрушался его брак. Элен не смогла выдержать его бродяжничества. А ты?

Лицо Эстеллы налилось румянцем, как розовое яблоко, и она улыбнулась улыбкой женщины, довольной своей судьбой.

— Я люблю Рамона, а он любит меня. Это все, что мне нужно. Я не стремлюсь запереть его в стенах дома и хочу от него только любви. Я счастлива, сеньора. Более счастлива, чем когда бы то ни было.

— Я тебе верю, — сказала Мариана, касаясь руки молодой женщины. — Но что думают об этом твои родители? Он ведь пока еще женат на Элен.

Счастливое отражение душевной весны мгновенно сбежало с лица Эстеллы, и оно приобрело оттенок осенней печали.

— Они отреклись от меня, — произнесла она равнодушно, как будто заранее выстроила внутренний барьер безразличия, чтобы защитить себя от дальнейших страданий.

— Мне так жаль, — сказала Мариана. — Если я могу чем-то помочь…

— Нет-нет, — ответила Мариана. — Тут никто и ничем помочь не сможет.

— Они видели твоего ребенка?

— Нет.

— Если бы они его увидели…

— Они не собираются здесь появляться.

— Они знают, кто отец?

— Да, но им все равно. Отец хочет, чтобы Рамон на мне женился…

— Понимаю.

— Я счастлива. Они должны были быть счастливы, если счастлива я, но ведь я опозорила семью, — сказала она, и ее глаза увлажнились помимо воли.

— Почему ты не покажешь им Рамонсито? Их сердца смягчатся, я уверена. Он такой очаровательный. Просто маленький ангелочек. Можно, я снова на него взгляну?

Эстелла проводила Мариану в маленькую комнату, где в прохладном полумраке спокойно спал Рамонсито. Мариана провела пальцем по мягкой щечке и почувствовала, как эмоции сдавливают ее горло и туманят глаза, в которых заблестели слезы.

— Возьми Рамонсито и покажи его им, — повторила она.

— Должна ли я сообщить Рамону, что вы приходили?

— Нет, — твердо ответила Мариана. — Пусть это будет нашей тайной. Когда придет время, он сам даст мне знать. Но все-таки, если я смогу что-то для тебя сделать, не бойся и смело мне звони. Ты знаешь, где меня найти. Я больше не хочу тебе надоедать.

Эстелла прикоснулась к руке Марианы и улыбнулась.

— Я хочу, чтобы вы приходили. Хочу, чтобы Рамонсито познакомился со своей бабушкой, — сказала она, и ее губы задрожали.

Мариана была слишком взволнована, чтобы ответить. Она кивнула, тяжело сглотнула и с молчаливой благодарностью посмотрела на Эстеллу.

На следующий вечер Эстелла собралась с силами для решения самой трудной в ее жизни задачи. Она завернула Рамонсито в шерстяной платок, упаковала еду и одежду в количестве, достаточном для ребенка на неделю, и оставила его на пороге дома родителей с запиской, где можно было прочитать простые слова: «Мне нужна ваша любовь». Затем она повернулась и отправилась в обратный путь. Дойдя до поворота, она почти раскаялась в содеянном и уже было собралась вернуться, чтобы забрать его, но вспомнила слова Марианы, набралась храбрости и продолжала идти, хотя и с камнем на сердце. Проведя изнурительные два часа, во время которых беспокойство терзало ее сознание, она уже не могла больше терпеть и стремительно бросилась бежать по берегу к тому месту, где у склона холма приютился родительский дом.