Чудо - Леонид Иванович Моргун Страница 7

тех, кто неторопливо и безропотно влачат на себе хомут нашего бытия. А ведь при желании он мог бы обладать знаниями, которые совершили бы переворот в мировой науке, раздвинули бы перед человечеством горизонты других измерений, ниспровергли бы каноны релятивизма и дали толчок ко вторжению в Галактику, постижению микромира и мирового эволюционного процесса. Но не было у него этого желания, как не было и сил взвалить на себя эту тяжкую ношу. Был он, подобно Антею, прикован к матери-земле нашей и жил делами и заботами сегодняшнего дня. Вовремя приходил на работу, включал станок, точил ежедневно сотни втулок по 0,2 копейки за штуку и считался неплохим работником, исполнительным, хоть и туповатым, но старательным, как говорится, «не от мира сего».

А ОНИ часто являлись к нему и дарили прекраснейшие, сказочные сны, в которых он забывал о тяготах одинокой жизни, о пустоте и безысходности своего существования, однообразной и утомительной работе.

ОНИ спасали его от тоски, озлобления и отрешенности, свойственных такому типу людей, от чувств, которые иных приводили к забвению в пьяном дурмане, других — в места «не столь отдаленные», третьих заставляли совать голову в петлю.

Очевидно, ИМ было ведомо чувство сострадания…

Как всегда под вечер после ужина у столовой толпились люди. Мужчины, приехавшие подлечиться со всех концов страны, ожидали женщин, согласных завести с ними короткий «курортный роман», на два десятка дней отвлечься от скуки и однообразия размеренной трудовой жизни, от мужей и детей своих, бытовых забот, повседневных хлопот и житейских неурядиц, вновь почувствовать себя молодыми, изведать сладость ухаживания, поцелуев украдкой — и увезти с собой сладкую тайну, волнующую память о новом, а для кого-то и последнем, мужчине.

Но гораздо больше там было местных парней. Черноусые и нагловатые, громкоголосые и надменные, они смело липли к самым хорошеньким женщинам, свято уверовав в собственную неотразимость и непогрешимость, избалованные бесконечным, неиссякаемым притоком новых, свежих, белокожих, румяных, смешливых и податливых женщин.

Сейран ждал Вовку, которого соседки по столу пригласили в кино. В клубе шла какая-то скучная комедия из тех, что, едва выйдя на экраны, тихо и незаметно сходят на нет, обретая прочную пристань в запасниках Госфильмофонда и время от времени всплывая на волнах второй телепрограммы.

Вовка задерживался. Искурив одну сигарету, Сейран принялся было за вторую, но неожиданно заметил в толпе женщину, которую давеча так неловко ушиб чемоданом. Она оживленно беседовала с несколькими парнями, оттеснившими ее в самое темное место, и тщетно пыталась выйти из их плотного круга. Неожиданно один из них размахнулся и отвесил ей короткую звонкую оплеуху. Сейран подскочил и схватил его за руку.

— Ты что? Сдурел? — крикнул он.

Парень, рослый, усатый, с темными диковатыми глазами и двумя крупными золотыми зубами, сверкавшими впереди прочих, резко выдернул руку и схватил его за грудки. Немедленно несколько рук крепко ухватили его и потащили в темноту спутанных кустов за зданием столовой.

В это мгновение женщина закричала истошным визгливым криком, как только может кричать женщина, призывающая на помощь.

— Что же вы смотрите, граждане, миленькие?! — кричала она. — Они же его сейчас резать будут! Помогите кто-нибудь!

Стоявшие у столовой мужчины решительно затянулись сигаретами, пристально вглядываясь во тьму. Никто из них вмешиваться в драку не собирался. В конце концов, их можно было понять. Все они приехали сюда по тридцатипроцентным профсоюзным путевкам, все твердо намеревались подлечить свое расшатанное созидательными трудами здоровье, и острые ощущения были им противопоказаны. И неизвестно, как дальше сложилась бы наша история, если бы в нее не вмешались пять или шесть женщин, давно и успешно преодолевшие бальзаковский возраст, которые, взявшись за руки, незыблемой стеной пошли в атаку, покрикивая:

— Ну, петухи! Чего руки-то распустили?! А ну, давай, двигай отсюдова, сердешные, пока милицию не позвали! Давай, давай, зубами-то не сверкай, последыш, ишь, расшипелся!..

Бормоча ругательства, парни отошли. Маленькая женщина цепко ухватила Сейрана под руку и повела его прочь от столовой, в корпус.

Они вошли в здание, поднялись по разбитой дощатой лестнице, и, уже стоя на своем, третьем этаже, женщина сказала ему:

— Ну что вас угораздило связаться с ними? Вам что, спокойно жить надоело?

— Так они же вас били, — удивился он.

— Ну уж скажете, били, — оскорбилась она. — Ну а если и дали разок-другой, значит, сама, дура, виновата. Дали бы — и отвязались. А теперь они злиться будут. Хотя… мне уж уезжать скоро.

— А мне еще почти целый месяц.

— Да, вы ведь только вчера приехали, — вспомнила она. — Ну так они к вам теперь цепляться будут.

— Как вас зовут? — спросил он, дивясь собственной смелости.

— А вас?

— Сейран. Но можете звать Сергеем. Меня так иногда зовут.

— Понятно, — сказала она, коротко вздохнув. — Глупый ты, Сергей, и уши у тебя холодные, и сидишь ты в тумбочке, и тапочкой закусываешь… — проговорила она скороговоркой и усмехнулась. — Ну чего ты все на меня глаза таращишь? Скажи, мол, сама три дня не умывалась.

— Зачем? — спросил он. — Вы красивая. Как вас зовут?

— Аня, — ответила она. — Зовут Анюткой, величают…

— Анна… — тихо произнес он. — У вас красивое имя. — Ан-на…

— Бросьте, — фыркнула она, — меня всю жизнь Анькой да Нюшкой кликали.

— А откуда вы приехали?

— Из Боровичей.

— У вас там, наверное, грибов много?

— Почем знаете? Бывали там?

— Нет, просто. Название такое. Боровичи, боровики, подосиновики…

— Грибов хватает. И ягод много. И лес кругом. Рубят его, правда, нещадно. Но на наш век хватит.

— А после нас? Хоть потоп?

— Зачем вы так? После нас… может, одумаются люди. Перестанут красоту нашу на бумагу переводить. Как думаете?

— Не знаю. Бумага ведь тоже нужна.

— Ах да, вы же читатель, — иронически протянула она, — вам-то, понятно, книжки дороже отца с матерью. А я вот книжки не люблю. Врут они все. Я кино люблю.

— А разве в кино не врут?

— Врут, но… красиво.

— А давайте сходим в кино? — вдруг предложил Сейран.

Аня искоса поглядела на него.

— Или просто пойдемте погуляем? — настаивал он. — Здесь воздух такой хороший.

— Спасибо, — сухо ответила она. — Что-то не хочется.

— Вы… из-за этих?.. Что они к вам пристали?

— Не знаю. Я их не звала, — она зябко повела плечами. — Прохладно здесь чего-то. Я пойду.

— Вы в каком номере живете?

— А вам зачем?

— Так, просто…

— Просто так и кошки не пищат, — веско заметила Аня и выжидающе взглянула на него. — Пока.

— Пока, — ответил Сейран, повернулся и пошел вверх по лестнице на свой этаж.

Войдя в комнату, он с размаху, не раздеваясь, бросился на кровать и уткнулся лицом в подушку.