Очаровательный повеса - Элизабет Хойт Страница 7

Эва иногда недоумевала, знает ли он, почему она всем этим занимается. Валентайн так много делал либо из чувства долга, либо по финансовым соображениям, либо по другим, совершенно прагматичным причинам, что вряд ли мог понять, когда кто-то что-то делал только из любви.

От этой мысли ей стало грустно.

Эва переступила порог и сняла шляпку.

– Попроси Тесс принести мне ленч, пожалуйста, – сказала она Жану-Мари, – и чаю, конечно.

Верный слуга окинул ее встревоженным взглядом, но кивнул и молча исчез – словно растворился в полумраке.

Эва подумала о письме, которое сегодня прочитала.

Валентайн категорически запретил ей урезать расходы мистера Харта или продавать его долю. Черт бы его побрал! Он поставил ее в крайне неловкое положение – предоставил возможность управлять огромными средствами, но не дал реальной власти над ними, так что она не могла последовать своей интуиции в ситуации с «Хартс-Фолли» и самим мистером Хартом. Если бы только он позволил ей продать его долю мистеру Шервуду и его таинственному спонсору, она могла бы выгодно инвестировать вырученные деньги и значительно увеличить доход брата. В течение последних пяти лет Эва вкладывала собственные средства в судоходную компанию и теперь видела, как медленно, но верно увеличивается ее капитал.

К сожалению, она не была уверена, что Валентайн тревожился исключительно о деньгах, когда речь шла о «Хартс-Фолли».

Эва вздохнула и пошла наверх, в свою гостиную, заняться любимым делом. Там на рабочем столе стояло большое увеличительное стекло в бронзовой оправе, закрепленное на рукоятке, присоединенной к специальной подставке, так что обе руки оставались свободными. Рядом лежало несколько пластин из слоновой кости и коробка с красками, а под увеличительным стеклом миниатюра, над которой Эва работала: Геракл с поднятой ногой, в львиной шкуре и сандалиях, с целомудренно прикрытыми чреслами. Поза была задумана как героическая, но по непонятной причине бедный Геракл выглядел каким-то женоподобным: губы получились слишком пухлыми, лицо – мягким и нежным. Разумеется, все дело было в стиле: даже героев в Древней Греции было принято изображать кроткими. Эва изрядно в этом преуспела, но сегодня собственная работа ей неожиданно разонравилась.

Вспомнилось лицо мистера Харта: густые брови, сошедшиеся над переносицей, уверенная четкая линия рта, влажные волосы, прилипшие к щекам и лбу, когда он, сжав кулаки, наступал на мистера Шервуда. Эва ненавидела насилие и боялась его в любом проявлении, но все же не могла отрицать, что было в мистере Харте что-то очень живое, живое и энергичное, волнующее, что заставляло ее сердце биться чаще, чувствовать себя тоже живой.

Эва села за стол, с откровенной неприязнью глядя на бедного милого Геракла.

Мистер Харт – грубиян: это видно каждому, – не прислушивается к голосу разума, не придерживается даже самых элементарных правил приличия, ни разу не ответил на ее очень вежливые просьбы сообщать ей информацию и даже напал в ее присутствии на владельца Королевского театра. Как мог Валентайн ожидать, что она сможет работать с таким человеком?

Эва всегда старалась быть честной с собой, и потому не могла не признать, что подвела брата: обещала позаботиться о его вложениях, но если театр никогда не откроется и ей не будет позволено продать его долю, брат никогда не увидит своих денег, лишившись тысяч фунтов.

Эва нахмурилась, взяла одну из пластин слоновой кости и провела пальцем по гладкой поверхности. Сумма, уже инвестированная в «Хартс-Фолли», возможно, маленькая капля в океане богатства Вэла, но ведь она пообещала…

Эва старалась не нарушать свои обещания.

А тут еще это письмо, полное его обычного легкомыслия, зато с весьма необычным и четким указанием в постскриптуме: продолжать финансирование этого ужасного человека и его парка развлечений. Ей придется написать мистеру Харту, извиниться и взять обратно все слова, которые высказала этим утром. Пренеприятнейшая мысль. Вошла горничная Руфь, очень медленно, поскольку несла тяжелый поднос с едой. Поставив его на стол, она отступила в сторону и с улыбкой сообщила:

– Вот, мисс, Тесс поджарила вам свежую рыбу, к ней подала тушеные бобы и хлеб – его испекли нынче утром.

– Спасибо, Руфь.

Горничная присела в реверансе и выскользнула из комнаты.

Руфь – еще такая юная, почти ребенок, ей всего пятнадцать, – недавно приехала откуда-то из деревни, и для нее пока все здесь новое. Ее милую наивность Эва находила одновременно очаровательной и тревожной. Горничная еще не успела научиться осторожности в этом большом враждебном мире, никто не причинял ей зла.

Голубка, сидевшая в маленькой клетке на столе, заворковала, словно хотела напомнить о себе. Эва взяла несколько зернышек из стоявшего рядом блюдца и просунула сквозь прутья клетки. Птичка сразу начала их клевать.

Эва взяла нож и вилку, но почему-то задумалась. Как тихо и спокойно в ее комнате! Слышен только тихий цокот коготков птички, даже голосов или иных звуков из кухни, расположенной внизу, сюда не доносится.

Закрыв глаза, она легко могла себе представить, что осталась одна на всем белом свете.

Встряхнувшись, она отрезала кусочек рыбы и едва не подпрыгнула от громкого стука в дверь парадного, нарушившего ее воображаемое одиночество.

Эва положила нож и вилку, откинулась на спинку стула и неожиданно для самой себя обрадовалась, услышав громкие гневные мужские голоса. Раздались быстрые шаги Жана-Мари, потом открылась дверь.

Эва улыбнулась. А он, пожалуй, очень упрямый: привык добиваться своего.

Она решила, что, вероятно, должна выйти на лестницу, но передумала. Шаги уже приближались. Вероятно, ему удалось обогнать Жана-Мари.

Она постаралась придать лицу выражение спокойствия и безмятежности – даже искоса заглянула в зеркало оценить результат своих стараний – и опять взялась за нож и вилку. Аппетит ее не покидал даже в самых трудных жизненных ситуациях.

Когда дверь в ее комнату распахнулась, Эва как раз положила в рот кусочек восхитительной рыбы.

– Вы обязаны меня выслушать! – успел прорычать мистер Харт, прежде чем Жан-Мари ухватил его за шею, но ему удалось ловко вывернуться.

Сжав кулачищи, гигант повернулся к телохранителю, но Эва не могла допустить, чтобы Жан-Мари пострадал, поэтому спокойно, не повышая голоса, сказала:

– Мистер Харт! Если вы желаете, чтобы я вас выслушала, прошу не устраивать драку в моей гостиной.

Физиономия нежданного гостя потемнела от гнева, но, по крайней мере, кулаки он разжал и руки опустил.

Жан-Мари, однако, остался в бойцовской позе.

– Выкинуть его отсюда?

– Хотел